Мыс Анива
Поход на крайние южные точки Сахалина я наметил еще тогда, когда на пароме Холмск — Ванино шел в круговое путешествие по Дальнему Востоку. Хмурые берега родного острова говорили о том, что на его просторах еще много нехоженых мест. Появилась мысль — по возвращении на остров отправиться пешком на мыс Крильон. Мысль была серьезной, и я собирался было претворить ее в жизнь, но друг отговорил меня, сказав, что на Крильоне, мол, делать нечего и лучше идти на мыс Анива! Там заброшенный японский маяк, да и вообще места красивые.
Мыс Анива так мыс Анива. В августе выдалось свободное время, наладилась погода, и я сбежал от цивилизации в эти сокровенные места.
В день моего побега за окном вопреки прогнозу с утра внезапно зарядил дождь. Отставив рюкзак, снаряженный накануне, к стене и смирившись с тем, что поход будет перенесен на неопределённое время, я зашёл в интернет, чтобы еще раз проработать маршрут до мыса Анива. Но когда на экране появилось фото Анивского маяка, я обличил себя в малодушии и, недолго думая, взял бэг (рюкзак) и стремительно вышел в дождь, который, впрочем, уже заканчивался. Когда я на рейсовом автобусе подъезжал к Корсакову, там дождя и вовсе не было.
Итак, путешествие на мыс Анива началось. Предполагалось, что на всё про всё уйдет от 3 до 10 дней. Я намеревался не просто дойти по побережью до мыса Анива, но при хорошем раскладе обогнуть его и возвратиться на север по Охотоморскому побережью. Следует отметить, что на мысе Анива я не был ни разу и поэтому с трудом представлял себе масштабность намеченного маршрута.
Мыс Анива — юго-восточная оконечность Сахалина. Свое название мыс получил по имени залива Анива, который, в свою очередь, переводится с айнского — по официальной версии (учебник "История Сахалинской области с древнейших времен до наших дней", Южно-Сахалинск, 1995) — как "находящийся среди гор". Мне приходилось слышать и другую версию: некогда айны устроили испытание сородичу, доплывет ли он на лодке в шторм с одного берега на другой — с мыса Анива до мыса Крильон. Если не ошибаюсь, это происходило в борьбе за местную красавицу. В итоге, когда участник соревнований все же прибыл на берег по яростным волнам сквозь шквал ветра с дождем, встречающие на берегу радостно закричали: "Анива! Анива!", что переводится как "Они приплыли!".
…В поход в это отдаленное место я взял: палатку, спальный мешок, котелок с ложкой и кружкой, фотоаппарат, спички, нож, атлас Сахалинской области и др., в том числе продукты, основную часть которых составляли полуфабрикаты. Не спорю, много суррогата, но на приготовление пищи в условиях постоянной ходьбы тратить время не хочется, особенно когда путешествуешь в одиночку. В автостопе проще — на трассе полно всяких недорогих кафе, а вот в условиях дикой природы выбирать не приходится: ешь то, что взял с собой.
От Корсакова я решил добираться исключительно автостопом. Наиболее запомнилась четвёртая по счету попутка — синий Камаз с синим домиком в кузове.
Добродушный водитель Гена пояснил: домик предназначен для рыбаков на стане, что возле Новиково.
По дороге вышло два казуса. Сначала пробило заднее колесо. Когда Гена снимал прикреплённую ко дну кузова массивную запаску, она сорвалась и всей своей тяжестью упала прям на него. Я помог Гене вылезти из-под тяжёлого запасного колеса. Оказалось, что ему побило руку, и вести машину дальше он не мог. Кисть перевязали. У проезжавших мимо мужиков попросили позвонить (наша связь здесь не действовала) на Генину базу, и Гена остался дожидаться коллег, я же отправился дальше. (После похода я звонил Гене, он сказал, что рука заживает, и пригласил при случае заехать к нему в гости в Корсаков).
До Новиково — самого южного населённого пункта Тонино-Анивского полуострова — оставалось километров десять. Пройдя километр-другой по грунтовой дороге, я застопил легковой автомобиль и скоро уже был в поселке. В Новиково была совершенно солнечная погода: дождем даже не пахло. Вот что значит действовать вопреки обстоятельствам и прогнозам погоды. Впрочем, действовать нужно всегда с разумением.
Посёлок Новиково назван в честь легендарного крейсера "Новик", затопленного в русско-японскую войну у берегов Корсакова. Крейсер был затоплен самими русскими моряками, дабы не допустить попадание его в руки наседавших японцев.
Некогда в поселке действовал угольный разрез, нынче же посёлок доживает свой век, как и многие другие посёлки и малые города России. Сам же разрез был включён в список (стратегических) объектов, которые в 2009 году были переданы китайцам в аренду на длительный период.
Сделав окончательные покупки в местном магазине, в котором в аккурат к моему приходу произошло отключение электричества (во всем поселке вообще), я отправился в путь. В поселке было довольно оживленно: бегали дети, виднелась молодёжь — несмотря ни на что, народ живёт и продолжает себя в истории. Живёт довольно-таки неплохо: по улицам разъезжают джипы, в деревянных двухэтажных бараках стоят пластиковые окна. Но и разрухи хватает...
И вот, движение теперь только на юг, на мыс Анива!
На окраине поселка трое мужиков заинтересовались моей персоной. Разговор зашёл о моем маршруте. Один из них, пожилой, стал было наводить жути, мол, медведей здесь полно, голодных, потому что рыба в реки на нерест зашла поздно. Его товарищ тут же пресек, сказав, что, мол, нормально всё будет, главное, не злить зверя. Он сбегал в избу и вынес карту, и мы ещё раз окинули взглядом западное побережье Тонино-Анивского полуострова.
Попрощавшись с мужиками, я перевалил бугор и стал спускаться к расположенному на побережье рыбацкому стану.
Вдали, на горизонте, на стыке суши, моря и неба, виднелся мыс Слюда, над ним, прячась в облаках, в небеса устремилась вершина горы Крузенштерна (670 м).
Дело было к обеду, и, чтобы не тратить время на разжигание костра, я решил попросить кипятка у рыбаков. Я никогда не сомневался в добродушии и безотказности наших рыбаков, дальнобойщиков, военных и прочего простого люда. Мужики сидели за столом под открытым небом. Став поодаль, я озвучил просьбу, и один из них властно поманил рукой, давай, мол, подтягивайся.
Среди рыбаков оказался парень из Питера: его выдало характерное для европейской части России произношение. Мы быстро нашли с ним общий язык. Оказалось, турист ещё тот, на Сахалине уже в четвёртый раз, и всё по работе приезжает. Мой новый знакомый сокрушался по поводу того, что с собой у него не было туристской снаряги, а то в свободное время сходил бы на маяк Анива. От него я узнал интересный факт, что на озере Ладога есть высотный деревянный маяк 19 века (!) постройки, который даже не включен в список охраняемых государством объектов. Маяк, даром, что деревянный, не рушится! Удивительное дело. Наверняка, из карельской сосны.
На прощанье крепко жму гостеприимным рыбакам руки и иду дальше.
После сытного обеда на природе хорошо шагать вдаль. Дорога идет по побережью, разворачивая потрясающую панораму гор, облаков и залива. Созерцание красоты мироздания навевает музыку. Настоящая музыка, собственно, так и рождается: природа сама подбрасывает темы для стихов, рифмы и мелодию к ним. Человеческая музыка родилась из звукоподражания природе: пению птиц, реву зверей, песням дельфинов, шуму ветра и волн. В начале в ход шли свистульки, свирели, гусли, там-тамы, диджуриду, варганы; позже — баяны, балалайки, скрипки, рояли; и, в конце концов (в конце времён), появились электрогитары, синтезаторы и пр. В итоге всё неизбежно скатывается к электронщине и откровенной попсе, профанирующим само понятие музыки.
На природе плеер слушать не хочется (зачем?). Отключаю мобильник. Официально — для экономии батареи, а по сути — чтобы мир не дорвался до меня посредством этой трубы и не стал грузить меня своими срочными и глобальными проблемами. Сотовая связь — бич современной цивилизации: она неизбежно становится средством пустословия и выдумывания проблем. Все хорошо в меру, но палка неизбежно перегибается. На лоне природы в полном одиночестве это ясно осознается: "срочные дела" перестают быть срочными и вообще перестают быть делами. Одиночество время от времени жизненно необходимо человеку, как глоток свежего воздуха. Путешествие — именно путеШЕСТВИЕ, шествие своим ходом — предоставляет человеку такие условия. Как сказал мой знакомый, человек создан для того, чтобы ходить. Вместо этого, как предвидел старик Маркс, человек становится обслуживающим придатком механизмов.
Отключив телефон, снимаю с запястья командирские часы: эти дни жить по солнцу! Так жили люди древности: жили гармонично, всей полнотой бытия: ели по солнцу, спали по солнцу, работали по солнцу. Бытие древнего (не обязательно пещерного; древний — еще не означает пещерный) человека отличалось цельностью; бытие современного придатка механизмов отличается половинчатостью и разорванностью.
После обеда солнце разошлось не на шутку. Жара и около 12 кг за плечами делают свое дело — организм требует охлаждения. Надо заныривать.
Прохожу монументальные Три Камня — скалы-останцы и одноименный мыс, на котором они расположены; огибаю по дороге рыбацкий стан, на территории которого установлены временные жилые домики с пластиковыми окнами, стоят джипы и раздираются кавказские овчарки; выхожу на берег и заныриваю в сказочное море.
Как сказал однажды в Индии некто Димыч, море — великая вещь. Подписываюсь под этой гениальной и ёмкой фразой. Что может быть лучше родного сахалинского моря в жаркую погоду?! Только родные сахалинские реки!
На этом участке побережья видны береговые бетонные укрепления. Японцы старались изо всех сил, стремительно обустраивая свой Крайний Север — Карафуто.
Нынче только останки бетонных стен и разрушенных морскими волнами пирсов напоминают о кипучей хозяйственной деятельности в японский и пост-японский период. Постсоветский период характерен лишь созерцанием и коллекционированием фотографий этих останков…
Шёл нерест лосося. Горбуша только начала заходить в реки юга Сахалина, и на всём своём пути я наблюдал, как неистовые косяки красной рыбы, зайдя в устье, пробиваются сквозь потоки пресной воды. Вспомнилось, как тем же летом мы с хозяином небольшого рыбацкого стана неподалёку от Макарова поднялись вверх по течению одной горной речушки, впадающей в залив Терпения.
Мы поднимались в горы по каскаду из пяти крутых водопадов. Рыбопромышленник, показывая свои владения, задал мне обескураживающий вопрос:
— В чём обычно купаются люди?
И, не дождавшись ответа, сам ответил:
— Например, люди купаются в шампанском. А вот я, — он хитро улыбнулся, — купался в рыбе!
Через пять минут на третьем водопаде в рыбе купался уже я. Низвергающаяся с высоты вода за долгие годы своего существования выбила в горной породе яму в виде глубокой ванночки. Горбуша могла подниматься только до сюда — до третьего водопада — и хаотично толпилась в этом тупике. Прыгать в холодную рыбу глубиной почти два метра, быть стискиваемым её, сталкиваться с ней лоб в лоб, быть поддерживаемым склизким лососем наплаву — впечатления из разряда незабываемых.
Этот случай вспомнился, когда я глядел на кипящие от лосося устья рек побережья Анивского залива.
На протяжении всего путешествия моими неизменными спутниками были удивительные и любопытные создания — нерпы и морские котики. Высунут головы из воды и смотрят на тебя, как ты бредёшь по берегу.
— Э-э-эээй!!! — кричишь им, и в ответ лишь молчаливый и любопытный взгляд, провожающий очередного пришельца из дикого мира людей. Возможно, взгляд этот не любопытный, а укоряющий: стыдно должно быть людям перед зверями за творимое.
…Дошёл до Южной заставы. Вернее, до бывшей Южной заставы. На карте это место именуется как Южное (нежил.). Когда-то, ещё до реорганизации мощной сахалинской войсковой группировки, здесь кипела жизнь. Теперь зияют бойницами выбитых окон унылые дома и казармы.
Правда, на обратном пути я заметил возле строений стог заготовленного сена. Но на месте некогда вооруженной и охраняемой войсковой части одинокий стог сена выглядел как-то издевательски.
До этого места — до Южной Заставы — вдоль берега идёт грунтовая дорога, по которой, собственно, я и шёл. Дойдя досюда, дорога выходит на берег и тут же заканчивается.
Выйдя на морской берег, я сменил кроссовки на резиновые тапки. Тапки в походе очень удобная вещь: они избавляют вас от необходимости постоянно снимать обувь при переходе крупных ручьев и рек (либо же пересекать водоемы, не снимая обувь и тем самым промокая насквозь). Всё лучше свободно перейти ручей вброд в тапках, чем сначала перебрасывать через водоем тяжёлый рюкзак, а потом с разгона метнуть на противоположный берег своё тело, или комично балансировать на проложенных поперёк стремнины скользких камнях и шатких бревнах. Кроме того, в процессе ходьбы ноги дышат свежим воздухом и время от времени омываются полезными морскими волнами и потоками горных рек, высыхая на ходу. Во время автостопа по России и Северному Казахстану я шёл по трассам, тропинкам и лугам именно в таких тапках, и за три месяца путешествия сносил три пары. Протер до дыр в прямом смысле слова! Но тапки себя оправдали сполна. Так что рекомендую всем собирающимся в путешествие брать их с собой. Не пожалеете! Во время привалов, ночлегов в лагерях, передвижениях в поездах и фурах не придется развязывать тяжелую обувь и с усилием вытаскивать уставшие, опухшие ноги. Обувь как таковая нужна в горной местности, в тайге, на холодных территориях и т.п.
Неподалеку от Южной заставы, я набрел на компанию, стоявшую возле натянутого тента и джипа. Женщина спросила меня, не возьму ли я с собой четырёх туристов, идущих впервые на маяк Анива. Да я как бы тоже впервые, но ничего не поделаешь, пришлось брать.
Моими новыми спутниками оказались: семейная пара предпенсионного возраста и их молодая дочь с мужем. По словам немногословного главы семейства, от заставы Южной до мыса было километров двадцать пять. С главой мы перебросились лишь парой фраз о благодатности морской воды, мол, как хорошо окунуться в неё в жару, а вот с молодым зятем быстро нашли общий язык. Он сам из Владивостока, на Сахалин приезжает довольно часто (жена отсюда родом). На фоне красивейшей природы мы завели разговор о том, о сем, о политике, о владивостокской фирме по изготовлению фотоаппаратов, где трудится программистом (при этом он на пальцах продемонстрировал, как он работает с клавишами компьютера) мой собеседник (имя запамятовал, прости, старина; интересно, помнишь ли ты моё). Поймал себя на мысли, что пустословие отвлекает нас от созерцания красоты мироздания.
С моими случайными спутниками я прошёл часа два, если не меньше. Мы дошли до полосы высоких прибрежных скал. Это весьма завораживающее место: в скалистых стенах есть что-то скандинавское, средневековое, нечто такое, что будоражит душу фаустовского человека, как сказал бы старик Шпенглер.
Своих спутников пришлось оставить, поскольку шли они очень медленно. Думаю, они и сами не больно переживали по этому поводу: пока они набирали воду из высокого водопада (а их тут порядком), ниспадающего по отвесной стене, я удалился на целый километр.
Меня нагнал на спортивном мотоцикле взявшийся из ниоткуда мотоциклист в шлеме и с грохотом исчез тут же за мысом. Минут через пять вновь послышался рев мотоцикла, и безликий рокер показался из-за мыса и ветром пронесся мимо меня обратно.
Подходя к этому мысу, я увидел остов холодильника (мой друг однажды наткнулся в лесу на чугунную батарею!). К слову сказать, мусора (включая крупногабаритный) на побережье хоть отбавляй: и от соседей по Азии течением заносит, и наши гадят. Впрочем, мусор на побережье не везде.
Свечерело. Решаю заночевать в небольшой пещере, которая вскоре попадается мне на пути. Отлично! Исчезает необходимость ставить палатку.
Неподалёку шумит сбегающий со скал ручей. Место ночлега удачно расположено: вода рядом, но в то же время лагерь разбит не на берегу ручья, ведь, как говорили новиковские мужики, к устью за рыбой может спуститься медведь.
Распаковываю рюкзак. Достаю спальный коврик, спальный мешок, вещи, продукты. С помощью газеты "В каждый дом" разжигаю костёр. Дров на берегу хватает, и горят они весьма хорошо: просоленные, обветренные.
Солнце садится. Напоследок заныриваю в залив, смываю усталость и пот. Выйдя из моря, омываю патлатую голову в горном ручье. Благодать древнего человека! Кстати, мыло в диких условиях первозданной природы совершенно не нужно: здесь нет техногенной грязи городов, и Вавилон сюда (пока еще) не добрался, поэтому руки достаточно просто помыть в проточной воде.
Подоспел ужин из полуфабрикатов — этакий привет из цивилизации.
Те четверо на горизонте не появляются. Видимо, тоже лагерь разбили, где-нибудь в паре километров от меня. Ну, у них ужин покруче моего будет: весомый рюкзак у главы семьи и пакет со свежей рыбой в руках у зятя, вдруг вспомнившиеся мне (после аскетического "Доширака"), говорили о многом.
Только сейчас заметил, что вход в пещеру, оказывается, перекрыл своей всеобъемлющей паутиной огромный паук. Они, пауки, любят это дело — плести паутину где ни попадя. Церемониться с паутиной я не стал: этот номер-люкс сегодня забронирован за мной.
Закат был шикарен. На его фоне самое то проводить незамысловатую церемонию походного чаепития.
Засыпал в пещере с видом на море, где вдалеке сиял корабль и звёздное небо. А надо мною была добрая сотня метров скалистой породы, увенчанной суровой сахалинской прибрежной тайгой…
У открытого моря
В предрассветных сумерках что-то тяжелое ударило по земле. На лицо упал песок. Просыпаюсь и вглядываюсь в сумрак. На меня глядят дикие глаза... Тощего маленького рыжего существа, похожего на помойную кошку. Лиса! Нет, скорей всего, лисёнок.
— Эй! Ты чего тут бегаешь?
Лисёнок исчез. Настроение поднялось.
Вскоре я поднялся и пошёл за водой для завтрака. Лисёнок вновь появился и несколько секунд бежал, словно преданная хозяину кошка, впереди меня. Исчез в сумраке. Больше я его не видел, хотя... Но об этом на следующий день.
После завтрака выдвигаюсь в дальнейший путь на юг.
Покидая своё ночное пристанище, обнаружил по соседству, буквально "через стенку", ещё одну пещеру. Она даже удобней моей.
Предположительно до мыса километров десять. Небо хмурится, навевая пасмурные мысли о том, что маяк Анива придется созерцать в хмари.
Показался видневшийся вдоль всего пути от самого Новиково белый камень.
Мыс так и называется: Белый Камень. В самом начале своего пути, вчера, я видел возле него корабль, который, как оказалось, на самом деле был на приличном расстоянии от этой скалы. Оптический обман.
Камень и в самом деле белый. Мрамор. Кстати, следующий мыс, совсем рядом, именуется Мраморным. Белый Камень является непропуском, его не обойти. На месте смычки Камня со скалистой стеной перекинут канат. Это наиболее низкое место в непропуске. По крутому склону, цепляясь за канат, можно без труда перевалить этот Камень. Замечаю в белой мраморной стене какой-то лаз, ход, маленькую пещеру — всё вместе в одном лице. Что это?.. Уже потом мне приходилось слышать фантастическую легенду о том, что здесь когда-то жил айн-отшельник.
Преодолев Белый Камень, иду дальше. За мысом Мраморным набредаю на странные сооружения: два бетонных постамента, расположенные в метрах трёх друг от друга. На одном из них возвышается обрубок белого бревна. Сооружения создают атмосферу Карафуто: такой бетон делали японцы.
На постаменте вырезаны японские иероглифы.
"Сираива. Итиго гёба", что означает "Сираива. Первый рыбопромысловый участок".
Сираива (в переводе "белая скала") — на старой карте Карафуто указано — это бывший рыбацкий поселок, который находился как раз в этом месте. Японцы в то время осваивали каждый клочок суши и участок моря.
Чуть поодаль обнаруживаю дамбу, через которую переливается ручей: у детей микадо всё было поставлено на широкую ногу.
Остатки японской инфраструктуры попадались и дальше на пути.
Оставшиеся до маяка десять — если не больше — километров я шёл вплоть до самого обеда. Изначально я наивно намеревался пообедать на маяке, триумфально занырнув в пролив Лаперуза, но обедать мне пришлось, когда до мыса Анива было еще далеко. Среди валунов. Начиналась полоса огромных валунов…
Вдалеке, напротив меня замерла МРС, до этого шедшее вровень со мной, периодически обгоняя меня и задерживаясь на каждом неводе. Тоже на обед, никак, встали. Хотя нет, к берегу, южнее, пристала отчалившая от МРС лодка, на которой возились с сетью мужики.
Дохожу до них. Мужики проверяют невод.
Один из рыбаков в оранжевом рыбацком плаще и в кепке ходит по берегу:
— А мы за тобой наблюдали. Быстро же ты идёшь.
И тут же:
— А чего один-то?
— Одному проще и быстрее.
После групповой поездки в Индию лет десять тому назад у меня появился вкус к одиночным путешествиям: ты предоставлен самому себе и не вынужден подстраиваться под капризы и скорость движения товарищей.
— Сколько до маяка ещё?
— Да километра три.
По пути к моему удивлению встретился одиноко стоящий электрический столб! Правда, без проводов.
Это потом мне уже сказали, что провода шли до войсковой части, некогда дислоцировавшейся на горе Крузенштерна (670 м), которая возвышается на самом юге Тонино-Анивского полуострова. От войсковой части, там наверху, остались одни запчасти и ржавые конструкции. Ломать — не строить…
Вскоре из-за поворота показался маяк. Повеяло до боли знакомой атмосферой детства: заброшенный морской порт с заросшей ламинарией акваторией, теплый соленый ветер и крики чаек. Словно нарисованный, маяк высился в метрах трехстах от меня.
Помнится, года три назад шли мы на пароме на Курилы и проходили как раз вдоль западного берега Тонино-Анивского полуострова. Берег был всего в паре километров от нас, и, выйдя из каюты, мы с товарищем созерцали эти места. Дело было пасмурным вечером. Апофеозом тянущегося мрачного жуткого берега стал одинокий маяк. И вот довелось дойти до этого места пешком.
Маяк маячил впереди, я стремглав нёсся к нему. Но ждала преграда: в метрах двухстах от маяка был непропуск. Стена резко поворачивала на запад и загораживала весь вид. Я попробовал было пройти по воде в обход, но нельзя было пройти, не замочив одежды. На отвесную скалу с тяжёлым сумарем забираться тоже не вариант. Я утрамбовал верхнюю одежду в рюкзак, накинул его на плечи и пошёл вдоль стены непропуска. Перепады глубины оказались настолько крутыми, что я чуть не ушёл под воду вместе со скарбом. Спешно выбрался на берег. Выяснилось, что рюкзак снизу намок.
Закинул рюкзак за камни и, взяв зачем-то в руки тапки, полез по стене. Обогнул её, и вновь передо мной открылась панорама маяка. Стена непропуска петляет, местами она очень крута, по ней, даже цепляясь, не пройдёшь. Нужно добавить, что вода была очень холодная: в этом месте тёплый залив Анива заканчивается, и сюда накатывают волны студеного Охотского моря.
Сам маяк находится на отдельном островке, на скале под названием Сивучья, в нескольких метрах от берега.
Делаю поспешный вывод, что дело — труба, и поворачиваю обратно. Одеваюсь. Смотрю вверх на почти отвесную стену. Понимаю, что мысль явно безумная, но …лезу вверх, цепляясь за поросли травы. Взбираюсь вверх практически по отвесной скале, чтобы, взобравшись на хребет, по гребню спуститься к мысу. Уже на десятиметровой высоте приходит понимание того, что меня неуклонно тянет вниз. Даже не меня — а мой тяжеленный рюкзак, и вместе с ним и меня. Смотрю вниз на каменистый берег, осознаю, что перспективы в данной ситуации мрачные.
Судорожно расстёгиваю крепление рюкзака на животе, освобождаю плечи от лямок и отпихиваю его от себя. Наблюдаю за траекторией его стремительного скатывания-падения. Ухнув несколько раз на камнях (при встрече рюкзака с первым камнем из бокового кармашка вылетела бутылка с водой), мой боевой бэг замер среди валунов. Начинаю прикидывать, что и как там могло придти в негодность: фонарик, колонка для телефона, сухари и др.
Потихоньку поворачиваюсь к скале спиной и начинаю спускаться, смутно представляя, насколько это возможно. Хитрость любительского, профанского скалолазания заключается в том, что залезть на скалу можно, а вот слезть крайне трудно. Лихорадочно нащупываю ногой точку опоры, руки шарят по крутому склону…
Спустился.
Осмотрел рюкзак: внутри от падения треснул пластмассовый флакон с противомоскитной жидкостью, и бэг стал распространять едкий запах хвои. Кроме того, отлетела крышка пластикового компаса и лопнула почти вся тара картофельного пюре "Дощирак", и пюре частично рассыпалось по пакету; были и прочие незначительные повреждения имущества. В общем, отделался небольшим ущербом.
Что ж, видимо, не судьба попасть на маяк, решаю идти обратно. Жаль, конечно: подойти почти вплотную к маяку и не побывать на нем. Мои вчерашние спутники тоже обломаются. Сейчас при встрече "обрадую" их.
Ко всему прочему, рюкзак фонит едким запахом усиленной хвои…
Иду обратно на север с подавленным настроением…
Но нет, так дело не пойдёт! Дойти до мыса и не попасть на него — с этим согласиться нельзя. Поворачиваю обратно. Подхожу к непропуску. Разоблачаюсь, кладу одежду в рюкзак, рюкзак прячу в камнях. Решительно иду к непропуску вброд по воде, взбираюсь на скалу, ползу по ней. Вновь открывается вид маяка. Стена непропуска становится отвесной — не пройти, вновь вхожу в ледяную воду.
Опасная неизвестность не может не тревожить. Страх отметаю. Плыву, не обращая внимания на холод воды. Опять взбираюсь на камни, огибаю стену и вот — выхожу на юго-восточную оконечность Сахалина! Мыс Анива!
Фото с интернет-сайта "Распадок" Сахалинской конфедерации экстремальных видов спорта
Фото с интернет-сайта "Распадок" Сахалинской конфедерации экстремальных видов спорта
Открывается шикарная картина: впереди — величественный маяк на островке; слева, на востоке — волны шумящего Охотского моря, с которого наползает туман; справа — залив Анива, перетекающий в пролив Лаперуза; позади меня — сужающийся и ниспускающийся к воде хребет Тонино-Анивского полуострова. Кругом кричат морские птицы. И скалы, скалы, скалы…
Одного взгляда хватает понять, что по восточному побережью не пройдёшь — там сплошные скалы. Придётся идти обратно тем же путем.
Поражает ощутимое отличие спокойного и тёплого Анивского залива от грозного Охотского моря. Именно в тот момент я, родившийся на берегу Охотского моря, прочувствовал всю его силу — силу открытого моря. Я предстоял перед стихией, которая способна смести всё на своём пути. Перед этой стихией человек ничтожен и жалок.
Следующий этап — маяк. Бросаюсь в воду и вразмашку достигаю скалы Сивучьей. Чайки кричат ещё истошней. Кругом белым бело от помёта. Взбираюсь по каменистой тверди к маяку. Под ногами суется серые птенцы чаек. Рядом со мной, с высоты, со всей силой шмякнулось белое, склизкое — чайки перешли в оборону.
В сам маяк зайти не получилось: лестница была разрушена, дверь заперта напрочь (практически без одежды в тех местах находиться тяжело, не говоря уже о том, чтобы куда-то взбираться и открывать вековые каменные двери). Обхожу маяк по кругу. На южной стороне островка задерживаюсь. Смотрю на гладь неспокойных вод Лаперуза. Со стороны Охотского моря крадётся туман. Тоскливо, надо думать, оказаться унесённым в море далеко от земли. Остро представилось, что может чувствовать одинокий человек среди грозной морской стихии вдали от берега.
Дул нехолодный ветер. Набегали охотоморские волны. Пролив Лаперуза ярился. Небо хмурилось. Чайки кричали навзрыд. Стихия была в тревожном движении. Это всё было как-то в стиле Тарковского. Ценители его творчества меня поймут: наверняка, этот кинорежиссер черпал вдохновение в подобных местах.
Завершаю обход маяка и вплавь возвращаюсь на мыс. Окинув взглядом на прощание этот памятник архитектуры, иду обратно. Решено именно идти по склону, ибо лезть опять в холодную воду не хотелось. Это малодушие вышло боком: взобравшись по диагонали метров на десять, я не смог продвинуться дальше, потому что скала стала вертикальной. Придётся спускаться вниз. Но не тут-то было: спуститься невозможно — я наступил на те же грабли. Вот незадача: оказаться на скале без одежды и провианта в условиях безлюдности. Впору начаться панике, но ум, как и всегда в подобных ситуациях, работал трезво.
Спустился кое-как зигзагами по скале к воде и обошел непропуск вплавь.
Когда я вышел на сушу, меня трясло от холода и напряжения, однако переполняла радость от доведенного до конца дела. Как раз выглянуло солнце: тучи, затягивавшие небо, отнесло к югу, и северная часть неба радостно засияла живой синевой.
Вот и побывал на легендарном мысе. Интересно, с его ли крутого бережка кидал камешки автор песни "Ну что тебе сказать про Сахалин"?..
…Было около семи часов вечера, когда я, пройдя на избитых ногах полосу валунов, встретил моих вчерашних спутников. Они шли не спеша, и идти им оставалось прилично — километров пять по этим глыбам: они как раз начали заходить в полосу валунов. Я им посоветовал вернуться на песчаную отмель, разбить лагерь и лечь спать пораньше, чтобы назавтра пораньше встать и наконец-то дойти до конечной точки. На том и расстались.
Я тоже стал подыскивать место для ночлега. И не успел отдалиться от ребят, как заприметил вдали людей, палящих в воду сигнальными огнями. Бандиты? Решил выяснить это на месте.
Подойдя ближе, я увидел кучу палаток и парней в камуфляжах. Пионерлагерь? Но парни в основном были уже взрослые. Я, идущий берегом моря, тоже привлёк их внимание. Один из них приблизился ко мне:
— Здравствуйте. Вы с маяка идёте?
Он спросил, как туда идти, и тут же задал обескураживающий вопрос:
— А ещё какая-нибудь работа есть?
Увидев моё недоумение, в долю секунды поправился:
— Простите, дорога, я хотел спросить.
Да, у всех в голове одна работа. Человек в военно-полевой форме сказал, что они собираются идти на мыс через Круз — гору Крузенштерна. Я и сам намеревался побывать на этой вершине, но сию идею пришлось отставить: накопилась усталость и гудели израненные ноги.
— А у вас что за организация? — спрашиваю я.
— Спецназ. Гуляем, отдыхаем, — скромно улыбнулся человек в пятнистом костюме, судя по всему, главный в этой компании.
Я разбил лагерь поодаль от бойцов.
Осуществляя приём пищи, я наблюдал, как в сумерках кшатрии шалили сигнальными выстрелами в простор моря. Разноцветные шарики то взмывали в воздух, то раскатывались по морской глади…
Домой
Ночью подул ветер и стал издеваться над палаткой. Помнится, как-то на Байкале ночью резким сильным порывом ветра сорвало верхний тент, и он колыхался на ветру на двух привязанных к каркасу палатки петлях. Тогда пришлось выходить в темноту и надевать тент вновь. Сейчас же ветер был не такой сильный. Под звериную поступь, надвигающиеся волны-цунами и прочие галлюциногенные звуки я заснул.
Проснулся о того, что край палатки кто-то настойчиво дёргал и тянул на себя. На ветер не похоже. Мишка?! Слабенько для мишки. Я выглянул в сумрак. Из-за края палатки выбежал… лисёнок! Неужели, тот самый?! Такой же тощий и маленький…
Отгоняю. Лисёнок отбежал в сторонку, с любопытством глядя на меня.
Застегнув молнию палатки, вновь заснул.
Не тут-то было: сквозь сон я услышал какое-то подозрительное движение возле самого входа. Спешно расстегнув молнию, вижу следующую картину: рыжая бестия смотрит честными глазами на меня, а в зубах у неё мой резиновый тапок. Видимо, поиграть со мной задумал. Убежит сейчас с тапком, и что делать буду? В полуразвалившихся кроссовках далеко не уйдешь.
На неслушающихся израненных ногах выползаю из палатки в сумрак:
— А ну отдай! Отдай, тебе говорю!
Но лисёнок с тапком в зубах метнулся в сторону скал и остановился, глядя на меня. Я схватил камень и швырнул вслед. Увидев это, он выпустил тапок из пасти и испуганно, словно собака, с выпученными от страха глазами жалко бросился наутёк.
Тапок оказался повреждён лисьими зубами, впрочем не радикально. Терзает раскаяние: надо было ему сухарь хотя бы дать. Лисенок просто хотел поиграть. С другой стороны, прикармливать тоже не стоит: нечего привыкать к людям.
…Иду на север в утреннем тумане. Ноги увязают в гальке. Морось. Солнце с переменным успехом пробивается сквозь плотную пелену тумана. Чувствуется лёгкий насморк — холодные ванны в проливе Лаперуза даром не прошли.
Прохожу мимо бывшего поселка Сираива.
Останки некогда Великой Японии ныне виновато улыбаются случайным путникам: гармонируя с окружающей природой, они являют собой типичный восточный пейзаж и годны теперь лишь на то, чтобы снимать на их фоне фильмы про самураев.
По ходу движения то и дело встречаю стада серо-белёсых морских котиков, расположившихся на подводных камнях неподалёку от берега. Подняв голову к небу, некоторые из них издают трубные звуки.
— Э-э-эээй!!! — кричу им, и они спешно покидают лежбище, с невероятным шумом погружаясь в воду. И тут же высовывают головы и смотрят с удивлением. Это раззадоривает.
Находившаяся в тот момент вдали на рейде моторная лодка заводится и направляется ко мне. Невозмутимо продолжаю идти. Поравнявшись со мной на почтительном, достаточном для диалога расстоянии, лодка остановилась. На борту трое.
— Эй! — это они мне.
— Ага! — останавливаюсь и смотрю на них с деланным недоумением.
— Чего орал?
— Да я не вам, — отвечаю им, не вдаваясь в подробности.
Лодка тут же завелась и понесла мужиков обратно в морские просторы. Реакция рыбаков понятна: мало ли кому может понадобиться помощь в этих безлюдных местах.
Вновь переваливаю Белый Камень. Пытаюсь заглянуть в пещеру, где кто-то когда-то обитал, но она узкая и глубокая.
К обеду подхожу к пещере, в которой ночевал в первый день. В соседней пещере вход перекрыт паутиной. Стремительно захожу туда. Паук на своей слюне мгновенно спускается вниз и в панике бежит прочь.
…Ближе к вечеру, пройдя Южную заставу, выхожу на дорогу.
По дороге проезжали джипы, по побережью полз огромный трактор. Берегом моря в мою сторону мчится военный "Урал". Машина остановилась, и один из вояк, сидевших в кабине, знаками предложил мне доехать в кузове.
— Мужики, до куда едете? — спрашиваю в надежде, что до Южно-Сахалинска.
— Тут одно направление — Новиково!
Закидываю рюкзак в кузов, залезаю сам. Из кабины высовывается водитель, молодой белобрысый парнишка со звёздочками прапорщика на погонах, и, выпуская клубы дыма, спрашивает:
— Как путешествие?
— Круто. До маяка дошёл. А вы, — вглядываясь в странный шеврон на его рукаве, спрашиваю я, — таможня, что ли?
— Какая таможня?! Пограничники! — чуть ли не с обидой в голосе отвечает парнишка и скрывается в кабине.
Машина дёрнулась, и мы понеслись.
Машину трясло на ухабах. Я сидел в кузове у самой кабины. Дно кузова занимала надувная лодка, внутри которой плескались остатки морской воды. Возле меня стоял пластмассовый ящик со свежей рыбой — бойцы ехали с рыбалки. Мой рюкзак лежал у заднего борта. При каждом толчке вода с лодки грозила плеснуться на него. Всё в кузове гуляло и плясало: водитель лихачил так, что порою казалось, что вот-вот из кузова выбросит и меня, и рюкзак, и лодку, и рыбу, и всё на свете. Такого сафари у меня давненько не было. На очередном ухабе бэг окончательно затащило под вонючую лодку.
Въехали в Новиково. Водила вылез из кабины.
— Круто было, — говорю ему.
Он улыбается. Спрашивает, каковы мои впечатления от Анивского маяка. Он там, оказывается, тоже был. Появляется его товарищ:
— Мы сами в Озёрское едем, но нам по трассе везти пассажиров нельзя, так что извини.
Что ж, и на том спасибо. Достаю из-под лодки провонявший рюкзак. Теперь он у меня воняет на всю округу рыбой. Уж лучше бы хвойный запах противомоскитной жидкости оставался.
Захожу в поселковый магазин, который, оказывается, работает круглосуточно.
По пути на побережье, где будет разбит лагерь, у обочины федеральной трассы вижу строение периода Карафуто: павильон, в котором японские дети перед занятиями в школе кланялись портрету императора.
В наше время павильон обшарпан, зарос травой, на нём написано "ЛДПР" и начертана прочая нелепица, внутри намусорено и нагажено. Никакого уважения к чужой культуре! Почему мы не можем сохранять памятники старины — и своей, и чужой?..
Иду берегом моря на север, прохожу мимо рыбацкого стана. Поперёк дороги стоит огромный жёлтый трактор, в который только что влез водитель, интересом смотрящий на меня.
— Здорово, батя! С маяка иду, — весомо аргументирую свое появление, — завтра утром кипяточком не угостите?
Тракторист безотказный, улыбается, говорит, мол, не только кипяточком угостят, но и чайком напоят. Предупреждает, что к речке, за которой я собираюсь поставить палатку, медведь за рыбкой ходит.
Третья ночь на берегу залива Анива. На северо-западе одиноко горит красный огонек Пригородного.
Вновь шумят ночные волны-цунами, кто-то бегает вокруг палатки, кто-то крадется со стороны леса…
…Просыпаюсь ранним утром от чьих-то нечеловеческих криков. Выглядываю: о своей невыносимой тоске вещало миру морское животное. Тюлень. Подозреваю, это брачные игры.
Собираю рюкзак. Иду к речке. С того берега мне уже машут рукой:
— Эй! Давай чайку попьём, — это вчерашний тракторист.
На стане мне не дали даже кружку свою вытащить — все предоставили.
— Ешь, тебе ещё идти, а у нас продуктов хватает.
Эти добрейшей души люди — простые работяги с Озёрского. Зашёл разговор о погранцах, которые меня подвозили вчера.
— Это не погранцы, — тракторист Петруха проводит ликбез, — это ГМИ. Это круче, чем ФСБ, менты и прочие вместе взятые. Их создали на базе погранцов охранять природные ресурсы и надавали всяких прав.
До Озёрского на своей машине меня везёт один из рыбаков, возвращавшихся домой. А с Озёрского — мне повезло — попутка идет до самого Южного.
Включаю мобильник. Разъяренный мир дорывается до меня:
— Ты где был??? Почему был не на связи?! Мы тебя искали! Ты очень нужен, нужно решить срочный вопрос, когда будешь в городе?
Многоголосье звонков и текстов СМС слилось в единое "Ты где был?! Как ты посмел выключить телефон?! Мы думали, что-то случилось!", от которого веет надуманным, гипертрофированным беспокойством современного запуганного человека. А меня не было всего три дня…
Фото Тонино-Анивского полуострова с самолета. На горизонте — мыс Анива
Фото Тонино-Анивского полуострова с самолета. На горизонте — мыс Анива
…Путь до мыса Анива мне долго снился по ночам. Любое путешествие еще какое-то время по возвращении переживается и осмысливается. Это неудивительно: наедине с природой человек становится самим собой: происходит сбрасывание масок, отказ от социальных ролей и смена образа мышления. Такой опыт свободы оставляет в душе неизгладимые впечатления и способствует осознанию того, что есть иная, лучшая жизнь, чем та, которую привык вести человек урбанистического рая.
Валентин Соколов | ИА Sakh.com
http://www.sakhalin.info/weekly/99460/
