Миссия Путятина
Официальные отношения между Россией и Японией все никак не складывались. И основной причиной тому было нежелание сегуната сотрудничать с кем бы то ни было. На межличностном уровне все было, как правило, отлично, но как только поступал приказ "сверху", ситуация разительно менялась.
В Россию постоянно попадали японские моряки с судов, потерпевших кораблекрушения у берегов Курил и Камчатки. Россия за свой счет отправляла их на родину, где от бедолаг порой попросту отказывались! 1836 году на берег Итурупа были высажены четверо японских рыбаков, но судно Русско-Американской компании, доставившее их, было обстреляно с берега и поспешило уйти.
В 1852 году транспорт компании "Князь Меньшиков" доставил в Симоду 7 рыбаков. Сначала губернатор был доброжелателен, но получив ответ из столицы, сухо приказал немедленно убираться и своих сограждан попросту не принял. Их потом пришлось тайком высаживать на шлюпке подальше от взглядов чиновников.
И тем не менее, времена менялись. В 1853 году к Японии с целью "открыть страну" подошли эскадры: американская коммодора Мэтью Перри и российская вице-адмирала Ефима Путятина...
О миссии Путятина немало написано. Более того, секретарем дипломатической миссии был наш известный писатель Иван Гончаров ("Обломов", "Обрыв"), который написал об этом путешествии книгу "Фрегат "Паллада".
Поэтому совершенно коротко.
С обеими миссиями японцы поступили как обычно — начались длительные проволочки. Путятину так вообще заявили, что речь может идти о трех-четырех годах, мол, надо все изучить и взвесить.
Пока в ставке сегуна решали да спорили, Путятин успел поменять в Нанкине "Палладу", которая требовала серьезного ремонта, на "Диану", узнать о начале "Крымской" войны (о тихоокеанском этапе ее было рассказано в предыдущей публикации), пройтись по Татарскому проливу, где были оставлены сопровождавшие корабли (паровая шхуна "Восток", корвет "Оливуца" и уже упомянутый транспорт "Князь Меньшиков") для того, чтобы не подвергать их риску столкновения с англо-французской эскадрой...
Тем временем командор Перри, как и Путятин, потерпевший неудачу в 1953 году, на следующий год вновь вернулся к берегам Японии (7 судов, в том числе 4 паровых). И со свойственной американцам прямолинейностью не стал "вить политесы".
Когда русская эскадра 10 августа 1853 года бросила якоря на рейде Нагасаки, экипажи заметили замаскированную полосатой тканью батарею орудий. "Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружились пушки: в одном месте три с развалившимися станками, в другом одна и вовсе без станка... Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях есть и деревянные пушки", — писал Гончаров. А Путятин добавлял: "Мы могли сделать безошибочное заключение о жалком состоянии военного искусства Японии. Берега эти не выдержали бы нападения самой незначительной силы с моря".
Безусловно, обратил на это внимание и Перри. А потому не заходя ни в какие условно открытые порты, он с прямиком пошел в "Эдосский (Токийский) залив" и направил пушки на правительственные здания.
Итогом стало заключение 3 марта 1854 года Канагавского договора, открывшего для США несколько портов для приобретения угля и торговли.
Путятин же продолжал придерживаться системы "кроткости и умеренности" при уважении японских законов и традиций. Впрочем, перед ним стола гораздо более сложная задача — не только договориться о торговых отношениях, но и обозначить государственную границу между странами.
В октябре 1854 года фрегат "Диана" вышел из Императорской (ныне Советской) гавани для возобновления переговоров. Сначала фрегат бросил якорь в Осаке. Правительство бафуку мобилизовало на защиту Киото 4 тысячи солдат и попросило Путятина перейти в Симоду.
Туда "Диана" прибыла 2 декабря, а 11 ход переговоров прервало мощное землетрясение и цунами, практически уничтожившие город.
Русские моряки спасли многих рыбаков, но сама "Диана" также получила серьезные повреждения и 8 января при транспортировке на ремонт в бухту Хэде попала в шквал и затонула. С разрешения правительства Японии они приступили к строительству нового судна. Интересно, что шхуна "Хэде" строилась по разработанным на месте чертежам капитан-лейтенанта Александра Можайского, известного еще и тем, что в июле 1882 года от земли оторвался придуманный им и им же построенный на собственные деньги первый российский самолет. Японцы же построили по чертежам Можайского первое в стране килевое судно.
"Хэде" было готово к февралю 1855 года, и все это время шли непростые переговоры. Прежде всего они касались государственной границы.
Напомним дислокацию сторон. Россия еще сотню лет назад ввела в подданство айнов Кунашира, но в своей непосредственной хозяйственной деятельности ограничилась Урупом, чем и воспользовались японцы, закрепившись на Итурупе.
Еще в начале века Резанов предупреждал Японию: все что севернее Хоккайдо — российские владения. Однако на Сахалине японские рыбопромышленники понемногу осваивали юг острова, но и Невельской уже ставил военные посты...
Каждая из сторон жестко отстаивала свою позицию. Например, японцы: "Мы считали все Курильские острова издавна принадлежащими Японии, но так как большая часть из них перешла один за другим к вам, то об этих островах и нечего говорить. Итуруп же всегда считался нашим, и мы полагали это делом решенным, ровно как и остров Сахалин или Крафто, хотя мы не знаем, как далеко последний простирается к северу. Так как мы не имеем точного понятия о Сахалине, то желали бы знать, как Вы приблизительно полагаете провести на этом острове границу".
Понятно, что все эти "издавно", "всегда" и т. д. абсолютно не соответствовали истине, о чем опять же было в предыдущих публикациях.
И тем не менее в "Трактате о торговле", заключенном между Россией и Японией в Симоде 26 января 1855 года, было указано, что граница между двумя государствами устанавливается по проливу Фриза, то есть Россия признавала права Японии на острова Итуруп и Кунашир, а также Малую Курильскую гряду. Что же касается острова Сахалин, то он "остается неразграниченным между Россией и Японией, как было до сего времени".
Объяснений, почему Россия (а договор был ратифицирован для того времени очень быстро) тогда отказалась от Южных Курил, существует немало.
Действительно, огромную роль сыграло давление "Крымской" (Восточной) войны. Россия не могла вести затяжную войну на два фронта, и стремилась заручится дружбой с Японией.
Но на взгляд автора есть еще одно объяснение — экономическое.
К сожалению, Курилы в то время уже не представляли для страны особой ценности.
Идея об использовании Урупа в качестве сельскохозяйственной колонии провалилась. Да, казалось бы, "... остров сей находится в широте 46° и по опытам учиненным Звездочетовым, весьма удобен к плодородию. Климат там умерен: лето начинается в апреле, а зима в декабре. Воздух очень чист, свеж, и, хотя туманы случаются нередко, но не приносят никакого вреда ни людям, ни произрастаниям. Словом, местное его положение таково, что он может некогда сделаться житницей бесплодного Охотского края и всего полуострова Камчатка".
Да вот только не вышло, оказалось — все не так ("Сахалин — вторые Сочи"): "Хорошей питательной почвой для всякого рода аграрных фантазий служила крайне слабая изученность климата, рельефа и почв Урупа. Глядя на географическую карту и вдохновляясь тем, что остров Уруп находится на одной широте с самыми плодородными регионами России, прожектеры фантазировали на тему снабжения американских колоний России выращенным здесь хлебом. Только с началом колонизации Урупа выяснится его абсолютная непригодность для создания земледельческой колонии".
Рыба стране была не нужна, ее тогда и в центральной России хватало (а представьте себе логистику!).
Единственный серьезный экономический проект был связан с добычей калана.
Калан давал самый ценный в мире мех. В начале XIX века "цена одной шкуры морского бобра колебалась от 100 до 300 рублей. Однако особенно качественные шкуры стоили гораздо дороже. Их цена доходила до тысячи рублей".
"По образу жизни морской бобр также интересен и приятен, как весел и забавен по нраву; к тому же это очень ласковое и влюбчивое животное. Когда он бежит, блеск его меха превосходит самый черный бархат...
Любовь родителей к детенышам так велика, что ради них они готовы повергаться явной смертельной опасности, и если у них отнимут маленьких, то они громко рыдают, почти как дети. Тоска их бывает так велика, что они в неделю-две делаются больными, слабыми и не хотят уходить с берега. Самок морских бобров можно круглый год видеть с детенышами. Самки носят их во рту, а в море — лежа на спине и обхватив передними лапами. Они играют с ними, как любящие матери, подбрасывают вверх и ловят, словно мячик, толкают в воду, чтобы те учились плавать, берут опять к себе, когда те устанут, и целуют, совершенно как люди. Как бы охотники ни преследовали самку в воде или на суше, она не выпустит изо рта детеныша, разве только в крайности или в минуту смерти... Если же самке удастся счастливо избегнуть опасности, то она, достигнув моря, начинает так забавно насмехаться над своими преследователями, что без улыбки удовольствия нельзя смотреть на нее. В таких случаях самки становятся в воде на дыбы, подобно человеку, и прыгают в волнах, то приставив передние лапы ко лбу, как будто защищая ими от солнца глаза, то ложатся на спину и гладят себе передними лапами живот или бросают в воду маленьких и снова ловят их и т.п..."
На этих доверчивых и беззаботных зверьков началась безжалостная охота.
В июне 1828 года бриг "Байкал" высадил на Урупе отряд для основания Курилороссии: "Для строительства нового поселения Российско-Американской компании были выгружены строевой лес и доски. Для обороны от возможного нападения со стороны японцев отряд получил четыре небольшие пушки. Кроме того, Курильский отряд получил рассчитанный на два года запас провизии, две большие байдары для перевозки грузов и двадцать байдарок для промысла, другие товары и припасы. И русские, и алеуты были вооружены исправными ружьями.
Новое русское поселение на Урупе сразу же оправдало все затраты, связанные с его созданием. Уже через год после высадки Курильского отряда на этот остров оттуда было вывезено пушнины (прежде всего меха калана) на колоссальную по тем временам сумму в восемьсот тысяч рублей ассигнациями".
Такими темпами основная популяция калана была быстро выбита. Содержать далее постоянные поселения на островах оказалось нерентабельно, оставались только сезонные промыслы.
А что еще могло привлечь русских к Курилам? Красота вулканов? У страны были более важные проблемы.
Как бы то ни было, а первый российско-японский договор был заключен.
И теперь Япония постоянно апеллирует к нему, говоря о т.н. "проблеме северных территорий". Но это апелляция к мнению исключительно японского обывателя. Потому что Симодский договор был впоследствии отменен Санкт-Петербурским, а тот в свою очередь Портсмутским, а потом была японская оккупация Дальнего Востока и северного Сахалина, в частности, которая продолжалась до 1925 года, а потом Ялтинское соглашение, Сан-Францисский договор...
Ни один международный суд не возьмется за это дело, вот и приходится только махать знаменами, да наблюдать за Курилами в бинокль...
С. Морозов | ИА Sakh.com http://www.sakhalin.info/weekly/101126
