Памяти штабс-капитана Гротто-Слепиковского
Региональное отделение общероссийской организации "Поисковое движение России" в Сахалинской области начинает публикацию документов, полученных в результате исследовательской работы, включившей в себя серию статей, отчетов и воспоминаний о событиях русско-японской войны 1904-1905 годов на территории области. В публикации войдут свидетельские показания и отчеты военных и гражданских лиц, написанные после окончания войны, полученные из архивов, а также воспоминания и статьи, опубликованные в периодических изданиях тех лет: "Русский инвалид", "Нива", "Владивостокские епархиальные ведомости".
— Представляя данный материал, мы ставим перед собой задачу, подробно и широко ознакомить читателя с событиями, происходящими на территории южного и северного Сахалина в период боевых действий, давая ему возможность прикоснуться непосредственно к первоисточникам, написанным либо самими современниками, либо с их слов. Документы сохранили в себе весь речевой колорит того времени и были адаптированы для комфортного чтения.
Публикации подготовлены инициативной группой регионального отделения, в которую входят Виктор Янков, Артем Бандура, Максим Альперин, Алексей Охрименко.
Журнал "Русский инвалидъ", 25 декабря 1905 года, публикация №271
Штабс-капитан Гротто-Слепиковский (эпизод из обороны Южного Сахалина в 1905 году)
Со дня Цусимского, несчастного для нас, морского боя Южный Сахалин был фактически совершенно отрезан от материка, так как японцы стали единственными властителями всех вод нашего Дальнего Востока и уже ни одно судно, не только нагруженное войсками или боевыми припасами, но и торговое не могло проникнуть на Южный Сахалин без риску погибнуть в борьбе с превосходным противником, победоносный флот которого крейсировал в Лаперузовом проливе и Японском море, блокируя одновременно Владивосток и пост Корсаковский.
Сношения Северного Сахалина с материком через Николаевск-на-Амуре начались в 1905 году лишь в первой половине июня, когда устье Амура очистилось от льдов.
Что же касается до сообщения сухим путем поста Корсаковского на Южном Сахалине с Северным Сахалином, то оно представляется не только чрезвычайно затруднительным во всякое время, но, вернее сказать, почти невозможным. Весь путь от Корсаковского к Александровскому, протяжением свыше 500 верст, представляет собой едва разработанную грунтовую дорогу, по которой на колесах можно проехать сотни две версты; остальная же часть дороги представляет из себя верст на триста тропу, проложенную по телеграфной просеке в тайге, заваленную поперек во множестве упавшими деревьями, через которые люди и вьючные лошади должны перелезать и где колесной дороги вовсе нет.
При таких условиях Южный Сахалин остался безусловно отрезанным как от материка, так и от северной части острова и предоставлен самому себе именно в то время, когда японский флот, свершив свои задачи, оказался свободным и руки нашего противника для действий против Сахалина развязались.
Наши силы на Южном Сахалине были ничтожны. Всего навсего, считая единственную нашу регулярную часть, собранные на месте из каторжников и ссыльно-поселенцев четыре дружины, несколько десятков моряков, артиллеристов на шесть орудий и людей, составлявших посты береговой охраны, у нас было всего на Южном Сахалине в июне 1905 года 1363 человека при 198 лошадях.
Обороняться на Южном Сахалине решено было партизанскими отрядами, которые должны были действовать каждый вполне самостоятельно, отходя вглубь острова в тайгу, где были устроены склады продовольствия, — делая засады, препятствуя движению японцев, производя поиски на их сообщения и затрудняя занятие ими острова.
Таких отрядов было пять. Один из них был Чеписанский отряд, он состоял из 4-й Дружины, имел один пулемет и находился под начальством 243-го Златоустовского пехотного полка штабс-капитана Гроте-Слепиковского.
Всего в Чеписанском отряде было около 175 человек и 36 лошадей.
23-го июня в виду маяка на мысе Крильон появилась японская боевая эскадра, состоявшая из 53 судов, в числе их было много больших транспортов, с которых японцы, против наших ничтожных сил, высадили 24-го июня, в 12 верстах южнее поста Корсаковского у д.Мереи — около дивизии пехоты, четыре батареи и несколько эскадронов кавалерии.
Отряд Слепиковского в этот день находился в д.Чеписани на берегу Анивскаго залива в верстах 10-15 от Мереи, места высадки десанта.
В первый же день, насколько это можно судить по скудным дошедшим до нас сведениям, у Слепиковского во время высадки была перестрелка, но затем часов в 6 вечера он направился в тайгу, к тому месту, где у него были сложены продовольствие и боевые припасы, где и пробыл с дружиной пять дней. Отсюда штабс-капитан Слепиковский посылал своих дружинников на разведки, и они по слухам от поселенцев донесли, что невдалеке по берегу моря и японцы также производят свои разведки.
Ввиду этого вся дружина на кунгасах (лодках) отплыла по реке и озеру Тунайчи к своему первому продовольственному складу, куда и прибыла приблизительно 1-2 июля. Сначала стали лагерем, а потом окопались и построили ложементы "на обе стороны".
Место, где устроился небольшой укрепленный лагерь 4-й дружины штабс -капитана Гроте-Слепиковского, вероятно находилось, судя по рассказам крестьянки Пиченежской близ озера Пресного с одной стороны и озера Тунайчи с другой, и невдалеке от пролива, соединяющего озеро Тунайчу с заливом Мордвинова на восточном берегу южного Сахалина.
Крестьянка из ссыльных Матрена Пиченежская, жившая в посту Корсаковском, поступила в числе других трех женщин сестрою милосердия в 4-ю дружину, в отряд штабс-капитана Гроте-Слепиковского. Она совершила с дружиной весь поход, жила в окопах под огнем и в день сражения 20-го июля была ранена пулею в ногу. После пленения отряда она была взята японцами и затем доставлена ими через залив Де-Кастри на материк, откуда и прибыла в Хабаровск.
Здесь 20-го июля произведено было на укрепленный лагерь Слепиковского нападение большого отряда японцев; крестьянка Пиченежская так описывает этот бой: "20-го июля еще было темно, когда из-за озера Тунайчи показалось около 400 японских солдат без орудий и стали сильно стрелять по нашим ложементам. Ложементы были устроены так, что человека в рост закрывали от неприятельского огня; японцы влезали даже на деревья, чтобы высмотреть расположение нашей дружины. Сражение с японцами продолжалось до 11 часов ночи. День был ясный и жаркий. Во время сражения у нас было убито 11 человек и ранено 13 человек, а у японцев убито было около 300 человек, в том числе и их командир; мы сами ходили смотреть убитых японцев на другой день сражения. Японцы отступили обратно к Тунайче в 11 часов ночи 20-го июля и до 28-го июля за исключением их разведчиков мы японцев не видали. Японцы были одеты очень чисто и, судя по убитым, народ очень крепкий".
Есть намек на то, что местонахождение лагеря и продовольственного склада 4-й дружины было указано японцам изменнически русскими ссыльными сахалинцами Фомичевым и Фроловым.
По свидетельству другой крестьянки из ссыльных Татьяны Поюровской, японцы долго разыскивали отряд Слепиковского, и когда случайно поймали разведчика 4-й дружины Залеванного, то пытали его, требуя указать, где находится дружина, а потом казнили. Пытку японцы производили в присутствии врача; в ляжки несчастного втыкали штык, чтобы добиться показаний, затем штык вынимали и рану заклеивали пластырем. И так много раз.
После этого дела в течение 22 и 23 июля штабс-капитан Слепиковский делал попытки соединиться с другим партизанским отрядом капитана Быкова, действовавшего в окрестностях Дубки-Найбучи, и посылал для розыскания его разведчиков верст за 80, но по каким-то причинам этого движения не предпринял, оставаясь на месте.
Чтобы покончить, наконец, с 4-й дружиной Слепиковского, японцы назначили особый отряд и придали ему батарею скорострельной артиллерии из 8 орудий и 28 июля окружили дружину.
По-видимому, батарея была отправлена не тайгою, где невозможно провезти орудия, а кругом морем из Корсаковского, что надо полагать правдоподобно, потому что у протоки из озера Тунайчи в море были в день сражения японские суда.
Привезя батарею, японцы расположили ее, разделив пополам, с двух сторон и с утра 28 июля с расстояния четырех верст начали обстреливать окопы дружины. За неимением артиллерии наши отвечать японцам не могли.
Штабс-капитан Слепиковский с биноклем в руках стоял на валу и бесстрашно наблюдал за огнем, ободряя людей. Более двух часов длилось обстреливание. Около 9 часов утра одним из снарядов Слепиковский был поражен в поясницу и убит на месте; с ним поранено осколками четыре дружинника.
Так пал этот честный воин — одиноко со своей дружиною державшийся 35 дней в дебрях пустынного острова за 10000 верст от родины и сражавшийся без всякой надежды на помощь, которая ниоткуда и никоим образом не могла к нему явиться.
Это последнее обстоятельство, конечно, известное погибшему герою, представляется особенно важным и ставит подвиг Слепиковского превыше всякой похвалы, так как он, быв старшим и командуя отрядом, сумел воодушевить его на борьбу и сражался без надежды на выручку, без надежды на победу, зная, что отстоять Сахалин он не в состоянии; но он сражался до последней возможности, чтобы исполнить долг до конца и пасть с честью. Вот почему Слепиковский Кондратенко равен. Генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко прославился тем, что на протяжении десяти месяцев возглавлял оборону осажденного Порт-Артура во время русско-японской войны 1904-1905 годов.
После кончины Слепиковского канонада еще продолжалась и дружина его, понеся большие потери, была окружена и взята в плен.
Дальнейшая судьба дружины неизвестна. Судить, что с нею сталось после боя, можно только по словам Пиченежской, бывшей сестрой милосердия при отряде в числе других пяти женщин. Привожу доподлинно ее показание:
"…Когда японское начальство высадилось на берег и подошло к убитому капитану Слепиковскому, то в присутствии всей дружины прежде всего отдало честь убитому нашему командиру и затем японский прокурор сказал дружине: "Идите на свой бивак, а то здесь холодно и вы плохо одеты", а нам, сестрам, приказали идти на берег и мы думали, что нас посылают хоронить капитана Слепиковского; но нас посадили на лодки и отправили к Тунайчам (японскому промыслу). Дружина же вся осталась на биваке, и что с ней сталось, неизвестно; говорят, что она была побита, хотя это только слухи. В Тунайчи нас было отправлено 5 женщин и зауряд-прапорщик Горецкий с женой; там пробыли трое суток и затем были отправлены на судне в Де-Кастри, откуда прибыли в Хабаровск".
Рассказ этот наводит на тяжёлое сомнение о судьбе храброй дружины. Отдалив зауряд-прапорщика и женщин, японцы удалили свидетелей от оставшейся на биваке дружины, из которой покуда ни одного человека еще не вернулось.
Нам остается добавить, что недоброе отношение японцев к вооруженным каторжным и ссыльным на Сахалине не подлежит никакому сомнению и подтверждается фактами.
Пусть имя Гроте-Слепиковского, этого скромного при жизни и по сфере деятельности героя, безвестно, но славно погибшего за родину и честь русского воинства, останется навсегда светочем истинной воинской доблести; пусть подвиг его послужит примером и перейдет в предание, в котором грядущие поколения могли бы почерпать нравственную силу, памятуя, что сила вещественная сама по себе не есть сила без силы духа, а силы духа нет без сознания долга.
М.Андреев, 28 октября 1905 года, Хабаровск.
(Предыдущая служба штабс-капитана Гроте-Слепиковского нам неизвестна. Будем надеяться и просим 243-й Златоустовский пехотный полк поместить в "Русском Инвалиде" в дополнение этой статье сведения о службе Гроте-Слепиковского, его происхождении и то, что известно о нем в полку. Было бы желательно, чтобы тоже сделал и тот полк, из которого Слепиковский был назначен на формирование в 1904 году Златоустовского полка.)
Журнал "Русский инвалидъ", 14 января 1906 года, публикация №11.
Памяти штабс-капитана Гротто-Слепиковского
В дополнение к статье Русского Инвалида 25 декабря 1905 года, №271, могу сообщить следующее о Гротто-Слепиковском.
Бронислав Владиславович Гротто-Слепиковский, сын помещика Псковской губернии, Великолуцкого уезда. Родился в 1860 году. Учился в Вологодском реальном училище. В 1883 году окончил Виленское пехотное юнкерское училище, выйдя подпрапорщиком в 107 пехотный Троицкий полк. В 1886 году был произведен в подпоручики с переводом в 11 резервный батальон. В период с 1886 года по 1891 годы был последовательно переводим для уравнения офицерских вакансий: в 3 Варшавский крепостной батальон, 1 Зегржский полк и, наконец, в 16 пехотный Ладожский полк, где и прослужил с 1891 года по 1904, достигнув чина штабс-капитана. В общем он прослужил в офицерских чинах 19 лет (а всего службы 24 года), и в августе 1904 года выступил с полком на театр военных действий в роли младшего офицера роты. Полк прибыл в Манчжурию в октябре, и до конца января следующего года Гротто-Слепиковский временно командовал ротами, участвуя в нескольких делах, подробности которых пока неизвестны. В конце января 1905 года Гротто-Слепиковский был назначен начальником партизанского отряда на Корсаковский пост на Сахалине, где и получил в командование Чеписанский отряд, состоявший из 4-й дружины и одного пулемета, всего в составе 175 человек и 36 лошадей.
В бытность свою в Ладожском полку в течение 14 лет Гротто-Слепиковский пользовался всеобщим уважением и любовью товарищей как образцовый офицер и великолепный товарищ. Это был человек, который никогда никому ни в чем не отказывал. Я знаю много случаев обращений к нему нижних чинов полка за советом или материальною помощью, и каждый из них находил самое теплое участие и отклик к своим нуждам. Нижние чины полка в особенности его любили. К исполнению своих прямых обязанностей по должности младшего офицера роты и различных даваемых ему поручений в полку, он всегда неизменно относился с выдающеюся аккуратностью и честностью. Строгий по отношению к себе, в высшей степени благородный и деликатный, он не допускал забеганий с заднего крыльца, всегда шел прямым и честным путем, что, вероятно, и отразилось на его прохождении службы.
С чувством глубокого уважения к этому серому герою, я реально представляю его себе настойчивого, спокойного, ровного, стоящим на бруствере устроенных им окопов, с биноклем в руках, ободряющего людей, окруженного во много раз превосходящим его в силах противником, пока артиллерийским снарядом не разнесло его в клочки. С сознанием полной изолированности, после Цусимы, от армии, с сознанием невозможности получить подкрепления во время даже остальных 3-х дружин, находившихся на острове, вследствие отсутствия дорог и трудной проходимости сахалинских дебрей он держался с горстью дружинников до конца, твердо исполняя свой высокий долг солдата. А сколько усилий нужно было положить, чтобы из ссыльно-поселенцев создать хотя бы намек на регулярную воинскую часть. Нельзя пройти мимо этого незаметного героя, кровью своею запечатлевшего Престолу и родине. Примером воинской доблести должны переходить из поколения в поколение в нашей армии. Высокие традиции должны свято чтиться в частях войск, так ими и только ими будет сильна наша армия. Честь и хвала тебе, товарищ и честный воин. Вечная тебе память.
В.Н. Минницкий.
Копии статьи и дополнение к ней получены из Российской национальной библиотеки Санкт-Петербурга.
https://www.sakhalin.info/weekly/127092
