Как пишет Микоян...
Жизнь тогда заметно отличалось от нынешней. Да что там заметно — разительно.
И опять продолжу цитировать Крюкова:
"В связи с трудностями со снабжением населения пищевой продукцией и водочными изделиями (без чего русский человек жить не может), нам пришлось создать свою спиртовую промышленность. На бумкомбинатах при варке древесины поставили установку по улавливанию из щелочей древесного спирта и перегонке его на пищевой спирт. Выработали его за два года 118 тысяч декалитров (впоследствии такой спирт называли "сучок" — С.М.). После анализов стали вырабатывать десятки видов водочных изделий, настоек, наливок, вплоть до коньяка. Интересно было наблюдать, с каким удовольствием покупало эту продукцию японское население...
На острове Тюлений и на других "птичьих базарах" было заготовлено 120 тысяч штук яиц кайры, несколько сот тонн мяса котика, акулы. Из них производилась колбаса. (Да, именно так. Это уже потом использование морзверя в любых целях стало неприемлемым — С.М.).
Заготавливали кедровые орехи, всевозможные ягоды, грибы, травы. За два года было заготовлено 983,2 тонны. Организован был отстрел зверя и диких оленей.
Много трудностей было в снабжении населения товарами ширпотреба. Были тут заводы по производству саке, полукустарным способом обрабатывались шкуры котиков, выпускались примитивная резиновая обувь, туалетная бумага, гончарные изделия. Но более 80 процентов изделий ширпотреба завозились из Японии. С началом войны, в 1942 году, этот завоз прекратился, и население осталось без ширпотреба. Нам, в первую очередь, пришлось заниматься расширением и далее строительством предприятий по производству японских национальных продуктов и различных товаров массового спроса. Японское население в 1947 году, имея вполне хорошие заработки, покупало в советских магазинах почти все продукты и товары. Особенно хлеб, который они раньше совсем не ели.
В связи с этим нам ничем так много не пришлось заниматься, как организацией местного производства. За два года мы построили 97 новых предприятий и реконструировали все старые. Вместо сорока видов стали вырабатывать около двухсот видов всевозможных пищевых продуктов, товаров ширпотреба и стройматериалов...
Но, конечно, развивалось и основное производство. За первых три года советской власти: "область вывезла на материк и на экспорт товарной продукции: бумаги и целлюлозы — 166 тысяч тонн, деловой древесины — 450 тысяч кубометров, угля — 1530 тысяч тонн, рыбопродуктов — 1660 тысяч центнеров и консервов — 14,3 миллиона условных банок, а также десятки тысяч тонн химпродукции, картофеля и овощей, грибов, ягод, агара, пушнины, преимущественно шкур котиков, спирта и т. д. За три года сюда прибыло и устроилось на работу наших переселенцев почти столько же, сколько было здесь японцев".
Но, наверное, было бы неправильным говорит, что все это происходило само собой.
Именно Сталин настоял на том, чтобы Сахалин и Курилы полностью вернулись в состав России, и впоследствии он очень внимательно следил за тем, чтобы острова развивались. И сразу же после капитуляции Японии он поручил кураторство над Сахалином и Курилами одному из самых деятельных своих наркомов — Анастасу Ивановичу Микояну:
"В первых числах сентября 1945 года мне позвонил Сталин и попросил зайти к нему. Когда я пришел, он, как обычно, только кивнул в знак приветствия: с близкими людьми, с которыми ему часто приходилось встречаться, он за руку не здоровался.
Мне казалось, что я предвидел, о каких делах пойдет речь, но то, что Сталин сказал, никак не входило в круг моих предположений: "Ты мог бы полететь на Дальний Восток?" И не дожидаясь ответа, продолжил: "Меня интересует, как наше командование налаживает жизнь в южной части Сахалина и на Курильских островах. Как они обходятся там с японцами? Нет ли жалоб у местного населения? Посмотри порты, предприятия, железные дороги: что они сегодня могут дать нашему народному хозяйству? Какие там есть бухты, пригодные для морского дела, для флота? Съезди заодно и на Камчатку, узнай, как там идут дела. Сейчас на Дальнем Востоке путина — заготавливается красная икра. Проследи, чтобы ее хранение и вывоз были хорошо организованы. О своих впечатлениях сообщай каждый день подробно шифровками". И еще раз повторил: "Обязательно каждый день. Не пропуская". Походил по комнате: "Ну как, полетишь?"
"Если ЦК решит, конечно", — ответил я.
Это было около двух часов дня. Сталин не спросил меня, когда я вылечу, но зная его нетерпение к выполнению порученного дела, которое особенно сильно проявлялось у него в последние годы жизни, я поспешил к себе, чтобы поскорее решить самые неотложные дела.
По опыту я уже хорошо знал, что все дела закончить невозможно, тем более что каждый час возникают новые и новые. Поэтому я тут же вызвал к себе наркомов, которыми руководил в Совнаркоме. Поговорил с каждым о делах, находящихся на рассмотрении. А так как я работал со всеми ними много лет, то никаких речей мне произносить не приходилось: мы понимали друг друга с полуслова.
Затем заехал во Внешторг, где по совместительству был наркомом, и там тоже тратить слов не надо было.
Около десяти часов вечера заехал к Сталину и сказал ему, что вылетаю в час ночи. "Сегодня?" — "Сегодня. Хотя это будет уже завтра". Он ничего не ответил, но я почувствовал, что он доволен такой оперативностью.
Я знал, что Сталин всегда уделял Дальнему Востоку большое внимание, хотя сам никогда там не был. Впрочем, на Сахалине и на Камчатке не был никто из членов правительства. К сожалению, и я летел туда первый раз в жизни, хотя к тому времени почти два десятка лет, с тех пор как в 1926 году меня назначили наркомом внутренней и внешней торговли, я часто занимался проблемами, связанными с Дальним Востоком. Поэтому мне казалось, что я лечу в край хорошо известный и знакомство с новым ожидает меня только в южной части Сахалина и на Курильских островах, только что возвращенных нам...
18 сентября вылетел в Тойохару (теперь Южно-Сахалинск). Тойохара оказалась довольно большим городом. Когда вышел из машины и прошелся по улицам, я не увидел никаких разрушений. Японцы мирно занимались своими делами. По улицам рядом с местным населением группами и по одиночке шли наши солдаты и офицеры. Японские полицейские поддерживали порядок. Судя по этой мирной картине, можно было понять, что наши войска повели себя так тактично, что, казалось бы, неизбежных в таких случаях трений и конфликтов нет.
Конечно, с одной стороны, такое мирное соседство говорило о высокой воспитанности наших войск, но с другой — и о дисциплине, которую проявляли японцы.
Улицы Тойохары были застроены преимущественно одноэтажными домами, как показалось мне, не по климату легкими. Видимо, сюда был перенесен традиционный тип построек, пригодных для мягкого климата Японии. Один дом походил на другой, и стояли они впритык.
Мы вошли в грязный двор одного из домов. В доме же было чисто. Мебели не было, в углу лежали циновки, горкой одеяла, а посреди комнаты стояла небольшая чугунная печурка. В окнах вместо стекол пергаментная бумага. Зная, что тут бывают сильные морозы, как в средней полосе России, я спросил, как же переносят эти морозы японцы, люди, привыкшие к более мягкому климату? Мне ответили, что на ночь семья укладывается поближе к печке, все укрываются ватными одеялами, в печке же непрерывно поддерживается огонь.
Наши военачальники в южной части Сахалина совершенно разумно не вмешивались во внутренний распорядок жизни острова, решая необходимые вопросы при помощи японского губернатора г-на Оцу Тосио, который находился здесь и до начала военных действий. Для того чтобы лучше узнать о положении дел на Южном Сахалине, о нуждах населения, я решил нанести ему визит.
Дом губернатора находился на окраине города. Оцу Тосио оказался человеком уже немолодым. Встретил он нас предупредительно вежливо и спокойно. Я представился. Поблагодарил за то, что он принимает все меры, чтобы не было трений между нашими войсками и японским населением. Он ответил: "Благодарю вас. Ваши войска ведут себя по отношению к местному населению хорошо. Но мне хотелось бы получить ответ: до какого времени я буду тут сидеть и что мне делать?" Я успокоил его: "Мы пока не будем вносить изменения, которые, конечно, неизбежны в связи с введением советского образа жизни. Пока же продолжайте работать и делать все, чтобы товары, продукты питания были выданы населению в тех же размерах, что и до прихода наших войск". Губернатор, вздохнув, сказал: "У нас иссякают запасы риса и сои".
В телеграмме, посланной Сталину, я сообщил, что по моим наблюдениям, большинство японцев проявляют готовность работать на нас, хотя работают они, как я выяснил, в данное время значительно хуже, чем до вступления наших войск, что это происходит в основном из-за неопределенности их положения.
И, конечно, всех волновало положение с продовольствием. После того как мы посчитали, сколько нужно продуктов питания для Сахалина, учитывая особые нормы для рабочих, для детей, для беременных женщин и больных, я попросил Сталина дать указание отправить на Южный Сахалин в течение октября-ноября 1945 г. 25 тыс. т необрушенного риса и 5 тыс. т сои. Я знал, что на Дальнем Востоке эти продукты есть и их не надо грузить из Москвы. Через день или через два я получил телеграмму, из которой явствовало, что все мои предложения приняты. Так день за днем я посылал Сталину телеграммы. 26 сентября я получил от Сталина сообщение, что все мои телеграммы получены и что "соответствующие решения Совнаркома приняты и посланы тебе".
Анастас Микоян был первым представителем правительства нашей страны, побывавшем на Курилах. Они ему запомнились более чем:
"Я видел шторма в разных морях и океанах, но такого еще не доводилось. Первый раз я узнал, что такое шторм, когда нас перевозили из тюрьмы по Каспийскому морю в Баку. Попадал я в сильный шторм, когда ехал на корабле из Гавра в Нью-Йорк, побывал в шторме на Баренцевом море. Но тогда даже и не представлял себе, что такое девятибалльный шторм, в который мы попали на Тихом океане. Только разве ради шутки можно было назвать этот океан "Тихим"!
В стремительном порыве, будто на гору, взлетал наш корабль, а потом, через мгновение, даже не задержавшись на ней, падал в ущелье. Ну, думаешь, — все, поглотит сейчас нас пучина! Впереди вставала огромная стена воды. Корабль снова взлетал на нее. Волна будто играла с нами. То мы поднимались над ней, то она над нами! Экипаж корабля был подобран из новобранцев. Это были молодые люди со средним образованием, но океан знали еще плохо. И получилось так, что шторм вывел почти всех их из строя. Люди лежали ничком. Столовая была закрыта. Повара мы не видели. Хорошо, что у адъютанта адмирала Андреева оказался запас тушенки. Ее мы с ним и ели, запивая чаем. По-моему, почти весь экипаж был поражен морской болезнью. Мой сын Вано, которого я взял в поездку, тоже нигде не появлялся".
А вот как вспоминает об этом Крюков:
"Я пытался избежать этой поездки, спросил Анастаса Ивановича: может, я попозже съезжу на Курилы, сейчас дел невпроворот. Он немного сердито ответил: у тебя есть заместитель, поездка обязательна. Вскоре ему доложили: военное судно для поездки готово, ждет в Отомари. Это американский тральщик, полученный по ленд-лизу, оборудован прекрасно...
Утром чуть свет выходим в море. Погода хорошая, хотя тянет с севера свежий ветерок. С палубы смотрим, как постепенно исчезает берег Сахалина. В открытом море нас встретил шторм. Все убрались в каюты. Мой сосед Джепаридзе забрался на верхнюю копку. Лег и не вставал двое суток. Назаров (первый секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б)) буквально заболел. Министры тоже чувствуют себя плохо. Я прошел в небольшую офицерскую столовую, там капитан рассказывал Микояну о коварстве моря. Затем распорядился подать чай с лимоном. Анастас Иванович достал бутылку коньяку... Утром зашел в столовую: Микоян сидит на своем месте в конце стола. Мрачный. Попили чаю с коньяком..."
И вновь воспоминания Микояна:
"Понимая особый интерес Сталина к Курильским островам, я постарался как можно подробнее осветить свою поездку. Я сообщил подробно о всем увиденном: о бухтах, о промысле лососевых. На острове Итурупе вылавливают главным образом горбушу и кету. Небольшие уловы лососевых японцы объясняют тем, что в прошлом рыбопромышленники хищнически отлавливали их в местах продвижения на нерест. Для восполнения запасов лососевых в последние годы японцы ввели строгий запрет рыболовства в реках острова и образовали 10 рыбоводных пунктов для разведения лососевых.
Северная группа Курильских островов — Парамусир, Самусю и Алаид — была наиболее богата рыбным хозяйством из всех островов Курильской гряды. Рыболовство в этом районе базировалось исключительно на лососевых, мигрирующих из Тихого океана в Охотское море через северные Курильские проливы западного побережья Камчатки, Охотского побережья и реку Амур. На этой "большой дороге" лососевых японцы сосредоточивали прибрежный лов и лов с морских рыболовных судов.
На рыбных предприятиях этих трех островов в 1943 году японские фирмы использовали более 13 тыс. рабочих. К нашему приезду их было меньше. Часть этих рабочих мы привлекли для того, чтобы привести в порядок рыбные предприятия, флот, так как к этому времени ход рыбы за исключением трески, имеющейся в Охотском море, закончился..."
Интересным для историков, да и не только, будет заявление Микояна о том, что он принял капитуляцию японских войск на Итурупе.
Напомню, официально война закончилась 2 сентября:
"25 сентября мы высадились со стороны Охотского побережья на острове Урупе. С нами ехали представители армии. Они считали, что на Урупе есть наш гарнизон, но нас никто не встретил. Неподалеку от причала мы увидели большую группу японских солдат и офицеров. К нам подошел японский бригадный генерал и отрапортовал, что по приказу императора японские войска, расположенные на острове Урупе, капитулируют. "Оружие собрано на складе. Мы ждем советских офицеров, которые примут у нас капитуляцию", — сказал он. Поблагодарили генерала за порядок и сказали, что он может быть уверен в нашем гуманном отношении к подчиненным ему солдатам и офицерам".
А в целом: "Стараясь исполнить просьбу Сталина сообщать обо всем увиденном подробно, я тогда несколько увлекался, а потом думал: наверно, завтра получу от него телеграмму: зачем пишешь о таких мелочах? Но замечаний не поступило.
Спустя почти тридцать лет, читая эту переписку, я с благодарностью думаю о том, что Сталин смотрел дальше, чем я. Видимо, ничто не может заменить информацию, написанную очевидцем с места событий".
И опять обратимся к Крюкову: "Микоян не отпускал меня ни на час, особенно мне доставалось при поездках. Он худоват, легок на подъем, всюду почти бегал, делал замечания и предложения, мой переводчик капитан Жуйков едва успевал записывать. А я, затянутый в китель и брюки полковника, в сапогах, едва поспевал за Микояном, был мокр от пота. А осень была изумительно теплая и сухая..."
Все воспоминания цитировать не буду — просто в очередной раз порекомендую прочесть их всем, кто так или иначе рассуждает о Сахалине и Курилах.
И тем не менее приведу еще одну цитату от Крюкова:
"Утром пятого октября был проведен совет фронта, где мы договорились по всем вопросам. Затем Микоян выехал в Корсаков, пригласив меня, руководителей трестов, работников бумажной и лесной промышленности, только что приехавших из Москвы. До позднего вечера он просматривал и утверждал выработанные ими временные положения об организации производства, забирал с собой письма в министерства... Так, за десять дней пребывания на Сахалине Микоян проделал большую организаторскую работу, время от времени связываясь непосредственно со Сталиным по "ВЧ"... Хотя и поговаривали в высоких кругах о хитрости Микояна, но работник он был оперативный..."
Тогда умели работать оперативно.
С. Морозов

http://sakhalin.info/weekly/107522