Именно на этом фоне следует рассматривать кампании 1950–х и 1960–х «за исправление чрезмерностей оккупационного периода», равно как и призывы членов ЛДП и чиновников сферы образования к пробуждению нового чувства патриотизма у молодых людей. Во многих областях просматривается значительное и нескрываемое неудовольствие от отсутствия морального руководства и сдерживания, с которым сталкивается правительство в стремлении вновь внедрить такое руководство в школы. Верхушка бизнесменов–бюрократов из экономических федераций поощряет развитие такой системы образования, которая только ухудшит чрезмерности «экзаменационного ада», и не только потому, что они считают порожденный ими же послушный средний класс хорошим для своих дел, но также оттого что рассматривают его дисциплинированность как гарантию от развала японского общества. Хотя те, кто удерживает японский политический порядок, не станут выражаться в подобных терминах, больше всего их страшит «секуляризация» японского общества. В этом контексте примечательно, насколько само собой разумеющимся воспринимается идея того, что государство должно помогать вскармливать «культурные ценности», как оно делало это в эпоху Мэйдзи.

Напряженность, существующая в сфере японского образования, вызванная противоречиями между японской Системой и идеями западного происхождения, стала особенно острой в 80–х годах. Бывший премьер Накасонэ надеялся снять ее путем нового подтверждения приверженности японским нравам в том виде, как их интерпретировали он сам и другие «непреклонные» японцы. Он почти силком пропагандировал необходимость глубоких и искренних исследований того, что есть быть японцем, в качестве первого требования для истинно интернационализированной Японии, приносящей пользу мировому сообществу. Отвечая на самим поставленный вопрос ― следует ли японцам учиться морали, отличной от той, которой придерживаются другие народы, Накасонэ заявил, что базисная мораль может быть одинаковой повсюду, однако она имеет различные социальные основы и выступает в различных формах, что в случае японцев требует внимания со стороны властей. Некоторые политики из ЛДП пошли гораздо дальше. Министр образования Фудзио Масаюки (которому пришлось уйти в отставку в 1986 году за утверждение о том, что Корея согласилась на собственное аннексирование Японией в 1910 году) откровенно выступал за необходимость введения вновь морального кодекса, содержавшегося в императорском Рескрипте об образовании для восстановления японского традиционного морального порядка.. Другой министр образования, Сэтояма Мицуё, сказал на пресс–конференции в 1983 году, что чиновники оккупационных сил США являются косвенно ответственными за растущую неуправляемость в японских школах. Они были призваны для уничтожения обычаев, моральных принципов и истории Японии ради того, чтобы подстроить Японию к американским жизненным стандартам. В качестве лекарства от этого он предложил вновь изучать проблему национальной морали, равно как и старые методы обучения; все предложенные им концепции можно отыскать в императорским Рескрипте об образовании. Сэтояма несомненно был бы отправлен в отставку, выступи он с подобным заявлением хотя бы на шесть лет ранее.

Японцы, думающие подобно Накасонэ, и большинство послевоенных министров образования верят, что «индивидуализм», который, предположительно, заменил традиционную моральность со времен оккупации, привел в результате к неистовому эгоизму и разнузданности. В своих «руководствах» относительно преподавания конституции, данных в 1987 году авторам школьных учебников, цензоры Министерства образования объясняли необходимость переложения ударения с гарантий индивидуальных прав на социальную и национальную ответственность. В отношении концепции «индивидуализма» существует значительная двусмысленность. Это кодовое слово, указывающее на то, что его пользователь имеет правильное представление о целях образования, определенных в фундаментальном Законе об образовании, принятом в 1947 году. Также представляется необходимым снабдить Японию более творческими мыслителями. Играющий важную роль и созданный Накасонэ специально для этой цели Совет по образовательной реформе, состоящий из ученых, интеллектуалов и бизнесменов, решал эту задачу, и его отчеты, изданные между 1985 и 1987 годами, оставляют твердое впечатление, что чем больше будет контроля, тем больше появится индивидуализма и творчества. Японские чиновники часто определяют импортированные термины довольно небрежно, что позволяет им предпринимать действия, прямо противоречащие поставленным задачам. Хорошо знакомые с жонглированием несовместимыми реалиями, Никкёсо и другие критики опасаются, что такой «индивидуализм» явится давно ожидаемым ими Троянским конем, протаскивающим националистическую этику. Реформаторы же говорят, что, ради стимулирования индивидуальности и творчества, а также для воспитания достойных членов международного сообщества, образование должно внушать школьникам любовь к Японии. В завершении рекомендаций для курса морального образования, уже пересматривавшегося в прошлом, члены комитета по образовательной реформе подчеркнули необходимость обучения «почитания японской культуры», что в том контексте, в каком это обычно используется, означает почтение к существующим отношениям власти.