"…это касается Русско-Японской забытой войны".
Евгений Рейн. "Сосед Григорьев".
Солнечная суббота 26 апреля, день, как праздник. Двенадцать машин и примерно двадцать человек собрались вместе сразу за селом Дальним. Активисты с сайта "Сахалинский поисковик" — сахалинцы, которые интересуются и сами разгадывают историю острова.
Встрече предшествовало объявление участника, на форуме он "ДядяВитя":
— Уже лет восемь занимаюсь войной 1904-1905 годов. Хотя эту войну на Сахалине и называют второстепенным театром военных действий, она изобилуют героическими и незаслуженно забытыми эпизодами. Благодаря Виктору Яковлевичу Горобцу мы узнали об отрядах Даирского и Гротто-Слепиковского. Об основном же отряде под командованием полковника Арцишевского знает очень узкий круг людей. То, что практически в городской черте Южно-Сахалинска шли ожесточенные бои, для многих звучит как сенсация.
Итак, время: 1905 год, 28 июня. Место: 4 версты северо-западнее села Дальнего. Русские войска окопались, правым флангом упершись в берег реки Муравченко (ныне Владимировка) и безымянный хребет, а левым — в болотистую местность, переходящую в небольшую возвышенность. Широта фронта около четырехсот метров. (Современная "старая" дорога на Холмск разрезает фронт примерно посередине).
В центральной части два пулеметных расчета, в глубине обороны на расстоянии версты рассредоточились четыре орудийных расчета. На хребте — матросы с "Новика" и "Сивуча".
Таково расположение русских войск на начала боя. Надо отметить, что эти позиции наши войска удерживали два дня под проливным дождем и артиллерийским огнём, отбивая атаки пехоты. Итог боя: из 415 человек небольшая группа под командованием капитана военной юстиции Бориса Стерлигова вырвались из окружения и в тяжелейших условиях сумели добраться до материка. Пропавших без вести — 82 человека, убитых — 25 человек. Они такие же защитники Отечества, как солдаты, павшие в боях за освобождение Сахалина и Курил в 1945 году. Они тоже ждут своего отпевания и своих почестей.
Японцы на месте боя в тридцатых годах поставили синтоисткий храм Нисикубо дзинзя, над братским захоронением японских солдат и погибшего в том бою майора Нисикубо. Сейчас на этом месте сохранилась аллея из хвойных деревьев. Остатки обелиска сдвинуты бульдозером, торчат из болота и покрыты зелёным мхом. Удивительно, но я обнаружил то самое дерево с японской фотографии, под которым умирал раненый японский майор.
Из года в год в межсезонья квадрат за квадратом я сканировал эти места, собрав довольно существенную экспозицию. Но новая жизнь наступает, подминая под себя историю, закрывая её асфальтом и постройками.
И вот она пришла в эти места, поле битвы готовится под застройку и уже распланирован правый фланг русской обороны. Еще немного, и начнется строительство коттеджей, нам будет непростительно не воспользоваться пока еще имеющейся возможностью изучить место схватки. Оно немаленькое, и работа в один мой поисковый прибор займет много времени.
Вчера я вышел на Артёма и обозначил проблему, он ответил: напиши на форум, опиши ситуацию, посмотрим, что скажут ребята. Вот, пишу в надежде на ваш отзыв, и что совместными силами мы сможем качественно прозвонить эту местность.
Сегодня связывался с руководителем организации будущей застройки и с его стороны встретил полное понимание.
Сразу пошли ответы:
Макс: Действительно, это значимое место в военной истории Сахалина и мы совершим непростительную ошибку, если упустим момент. Я за!
Spader: Поддержу!
Анатолий: Даёшь Дальнее! Я буду.
***
Поисковый народ окружает стол, Виктор выкладывает большие листы спутниковых карт со схемой русской обороны. Короткое обсуждение, и копари с приборами и лопатами расходятся по секторам. Каждый в одиночку, интимно, каждый звонит землю один на один.
Работать удобно: весна, травы нет. Нет и деревьев, бульдозеры уже сделали планировку под будущие коттеджи, на месте сражения большое голое поле.
Идём по красивой хвойной аллее из старых деревьев — к памятнику майору Нисикубо и братской могиле погибших в этом бою японских солдат. Вот дерево со сбитой русским снарядом верхушкой. Под ним, по легенде, умирал раненый в живот майор. Обстрелянный боевой майор, имел свежий опыт сражений в Манчжурии, дважды был ранен там. Здесь под Дальним в решительный момент поднял солдат в атаку, на пулеметы кинулся с саблей…
Уже в процессе написания этой статьи пришло в голову, что не худо бы за Дальним сделать совместныйрусско-японский мемориал войны 1904-1905 годов. Нашей части этой войны, сахалинской. Восстановить и отреставрировать памятник майору Нисикубо.
По моему мнению, лучшего места нет. На озеро Тунайча (где погиб отряд штабс-капитана Гротто-Слепиковского) далеко, туда плохая дорога. Там нет японского памятника. Он есть на месте гибели отряда штабс-капитана Даирского, но это настоящие найбинские дебри: ни дороги туда, ни даже хорошей тропы.
За реализацию этой идеи голосует одно очень важное обстоятельство: японские батальоны под общим командованием генерала Такенаучи в бою за Дальним не зверствовали — как это было на Найбе, где японские войска перекололи штыками пленных вместе с их командиром. Здесь не расстреливали пленных и не добивали раненых, как это было на Тунайче.
Впрочем, вопрос нуждается в дополнительном изучении нашими историками и краеведами.
А пока не стоит широко размахиваться — в ближайшее время надо бы сделать что-то для наших, для арцишевцев. Ведь через месяц очередная дата сражения под Дальним, 109 лет будет ей в предстоящем июне. Для начала можно просто поставить памятный знак, хотя бы временный. Вкопать стенд со схемой сражения, описанием, цифрами, краткой исторической справкой.
Дело это не губернатора и не правительства области. Это дело народное, наше, сахалинское дело — если по совести рассудить.
Поможет власть — хорошо. Не смогут — самим надо скинуться, поработать. Я 100% уверен, что людей (граждан!) на доброе дело найдется, нас будет много, сахалинцев. Мы скинемся… а что нам? Для предков славных, с честью погибших, нетяжко нам будет отдать десятину. Сбросил с тела деньги — душе легче...
***
Меж тем, поисковики выкладывают находки на стол. Вот пули и гильзы уже нашей эпохи: от пистолета ТТ, автомата Калашникова. А вот из того, что хотели найти: крупная гильза от японской винтовки Арисаки, дистанционная головка от японского 76мм снаряда.
Самая интересная находка — у Дениса 67. На первый взгляд, просто кусок ржавого железа, ведь больше ста лет в земле пролежал. Но копари сразу распознали в нём затвор от винтовки Бердана. Ими были вооружены ополченцы — каторжане и поселенцы, добровольно вступавшие в дружины защитников Сахалина. В прошлом году Виктор нашел здесь самодельный крестик на шею погибшего ополченца.
Об этих людях ещё никто не писал толком. В истории острова есть, с одной стороны, блещущие подвигами Невельской и его соратники-офицеры, и, с другой стороны, такие же подвиги, только воинские, героев пятого года. А посередине — мрачная яма, каторга, она подробно прописана заезжими литераторами и журналистами. Но нет, совсем мало про тех, которые имели на семью по две-три коровы, лошадей, мельницы. Про крепких хозяйственников, которые не хотели уезжать с Сахалина. Уже родились и выросли дети, для которых разговоры про коренную Россию были всего лишь сладкой сказкой отцов, а дети были уже сахалинцы, им было и здесь хорошо. Наиболее мотивированные защитники родной земли, они вступали в дружины как волонтёры.
Коренники, первая "русская соль" Сахалина. Мне очень жаль, что чёрное крыло каторги закрыло их жизнь от современников, исследователей и литераторов. Ничего про них мы не знаем, мало.
Стою с лопатой средь голого поля. Пытаюсь представить, как было тогда.
Всё иначе было тем летом. На месте позиций — тайга, ближе к пойме реки Муравченко (ныне Владимировка) на полянах к июню вымахала трава с рост человека.
Мимо изредка проскочит машина от Дальнего. Суббота, на дачи люди поехали, весна нынче ранняя, снега на дачах уж нет.
Вот — тоже от Дальнего — человек десять велосипедистов. Это с Южно-Сахалинска парни, девчонки, я знаю их. Тусовка с "Вконтакте", проверяют дорогу на вулкан, они поедут до конца, пока их не остановит в горах снег.
Никто из велосипедистов и в машинах — никто не знает, что едут мимо славного и трагического места русской истории, про которое на острове должен знать каждый. (Из тех, кто считает себя сахалинцем, остальные не в счёт).
Не знал об этом и я… Всё изменилось. Вокруг — и в моём сознании.
Только "Хребет матросов" остался как был — крутой, естественный узел обороны. Вдоль старой дороги на Холмск протянулся хребет нерушимым памятником русскому флоту.
Здесь внизу перекрывал распадок главный отряд во главе с полковником Арцишевским. Солдаты с пушками и пулемётами, дружинники с берданками. А там наверху с винтовками-мосинками держали оборону матросы крейсера Новик и георгиевские кавалеры с судна Сивуч. Сорок четыре человека под командой лейтенанта флота Максимова.
Мало кто знает, и пока не было этого в публикациях: на хребте Виктор нашёл русский окоп в форме полумесяца для стрельбы "с колена", через десять метров — ещё позицию "лёжа", ещё десять метров — ещё позиция "лёжа"… И огромное количество стреляных гильз от винтовок системы Мосина.
Оттуда они стреляли вниз — сюда, где сейчас стоят наши машины, здесь ползли враги в высокой июньской траве.
28 июня 1905 года, 18 часов. Хребет матросов.
— Ох, день… Братцы, смотрите, как парит Сахалин чёртов… Дождь к ночи будет.
Старшинка Петрович привычно забубнил вечернюю флотскую молитву. Как всегда — гнусавя, притворяясь священником:
— Вот и ещё один день прошёл государевой службы.
— Ну и хрен с ним! — хором, весело ответили старшинке из окопа матросы.
— Аминь! — привычно закончил богохульство Петрович.
— Что-то рано ты нынче, — сказал лежавший с флагами у обрыва сигнальщик. — Свет ещё не потух, а ты уже склянки отбил. Не к добру то…
— А ты не каркай! — в сердцах ответил Петрович, и отошёл за деревья. Отвернулся от матросни, перекрестился, прочёл шепотом "Отче Наш".
Чуял с утра боцман: не пережить ему этот день. А не сегодня — так завтра. Псы поганые взяли след, теперь не отвяжутся. Загнали флот в горы.
Уж сколько чудес Господь сотворил на проклятой этой земле, сколько в эти дни дрались с нехристями, начиная от моря, от сельца Параонтомари — а сила солому ломит.
— Ползут мартышки! — низким и страшным голосом прохрипел Сашко, вологодский деревень.
— Тихо!.. де? — упал на землю старшой, спрятался рядом с вологодским за корень.
— Василь Петро…вич! да во, во… У речки. Траву двигают, шовелются.
— Хдэ тобэ шовелится, хадёныш… кажи…
— Шовелилось.. ей бо, шовелилось, Василь Петрович…
— Уймись, Сашко. Я тебя за панику Максу отдам, он похвалит, — поморщился от боли в груди Петрович, и перевернулся на спину. Сунул под формёнку руку, стал массировать сердце.
Закат осветил вершины хребта, и все сорок четыре человека, оба экипажа перекрестились тайно и явно. Вечер без войны, слава богу. Продержаться б ещё…
Все знали: сегодня днём принёс каторжный из Владимировки письмо от японского генерала с предложением сдаваться. Командир на письмо не ответил. Значит, завтра драться опять.
***
Но обманчивым оказался тихий вечер. Вот дал отмашку флагом наблюдатель-сигнальщик, и уже через минуту ударил в тишину выстрел из русской пушки. Шрапнель просекой положила траву у реки, оттуда раздались крики японцев.
Выдержка из отчета полковника Арцишевского
"Около семи вечера на нашем правом фланге с горы, где были расположены матросы крейсера "Новик" с их командиром лейтенантом Максимовым, усмотрено было наступление цепи противника на нашу позицию, причём эта цепь наступала ползком, пользуясь кустарником и высокой травой.
Это наступление было замечено так же прислугой третьего орудия, с которого и был сделан первый выстрел, по которому все орудия наши открыли огонь, а так же открыт был оружейный огонь и из пулемётов.
Около восьми вечера пошёл проливной дождь, стало темнеть. Нашим огнём наступление было остановлено и противник принужден был к отступлению. Огонь с нашей стороны продолжался около сорока минут, и был мною прекращён, хотя с неприятельской стороны продолжался до 9 часов вечера.
Во время отражения атаки я был на передовой линии, проходя вдоль фронта успокаивал людей, а остальную часть ночи до рассвета я находился при резерве.
Наши войска оставались на позиции на своих местах всю ночь под проливным дождём, ожидая ночного нападения. Дождь продолжался до утра, и отряд не имел никакой защиты, так как походные палатки не были получены от интендантства.
Около 10 часов ночи на левом фланге позиции один дружинник, приняв шедшего волонтёра Троицкого, одетого в длинный дождевик, за японца, бросился со штыком и нанёс удар в пах. К счастью, рана оказалась не опасной, но Троицкого пришлось отправить на перевязочный пункт. Вместе с Троицким в 11 часов ночи я разрешил отправиться с позиции и Лейтенанту Максимову, заболевшему лихорадкой".
Ночь с 28 на 29 июня. Хребет матросов
Примета не подвела, дождь полил знатно. Матросы ещё не остыли от стрельбы, а уже кто-то из бывалых спустился от позиций вниз по склону на юго-запад. Штыком стал рыть ямку и воздуховод под маньчжурский костёр. Подземный, военный костёр, он почти не давал света, не демаскировал позицию.
Вода кипятилась, не переставая, сразу выпивалась и снова кипятилась. И всё же ночью стало так сыро и холодно, что плюнули на опасность, и разожгли большие жаркие костры.
Началась вахта Петровича отойти от костра и встать под дерево у обрыва, наблюдать, сторожить темноту, откуда с вечера били японские пушки. Дождь поливал нагретый костром бушлат.
Сами собой вспомнились слова тестя, старого пластуна. Тот, было дело, тоже держал оборону. Давно уже, в Крымской войне:
"Знаешь, что такое война? Думаешь, когда грудью вперёд бегом "уря, за Веру, за Царя!?
Нет! Ты выдь в поле, вырой себе окопчик и сиди в нём. Сутки-другие посиди под ветром-дождём, да без харчей горячих. В воде окопной погрызи сухарей, поспи в сырозёме, посиди тама недельку — то будет тебе вой-война.
В атаке, да со товарищами на миру смерть быстра и красна — а ты вот так помайся".
"Так и маюсь, — подумал Петрович. — Юбилей нонче у нас семейный, ровно 50 лет назад тесть под Севастополем в окопе сидел… А я тут…
Давно уже пал Порт-Артур, легла на дно эскадра Рожественского, а нынче на Мерее врагов туча повылезла на сахалинский берег. Вдесятеро больше, чем нас", — лезли в голову тоскливые мысли.
"Что же нам делать? Что с нами будет? Всё пропьём, но флот не опозорим… завтра… Эх, япона мать…"
Боцмана пробила крупная дрожь.
"Болезнь-лихоманка тело ломит, лейтенанта уже свалила простуда. Надоела хренотень тягомотная… скорей бы утро, скорей бы в драку, да кончик от смерти принять".
— Эй, Сашко!
— Здесь я, Василий Петрович.
— Слухай, брат… если завтра ранят меня — сразу кокни меня. Не хочу в плену болеть, в бинтах валятся, выть-кричать.
— Хорошо, Василь Петрович, сразу кокну, ты только рядом будь.
— От, хадёныш… Ты раньше-то срока не кокни, нехристь…
— Раньше не буду. Ты мне кивни или моргни, я жилеть-плакать не буду, сразу облегченье дам.
Отчёт полковника Арцишевского, продолжение:
"29 июня. В 5 часов утра возобновился вчерашний бой, начавшийся артиллерийским боем с обеих сторон. С начала боя и до конца я находился на передовой линии. Неприятельская артиллерия значительно превосходила нашу числом орудий, что усмотрено было из массы снарядов, ею выпускаемых.
Около 8 утра началось наступление неприятельской пехоты, движение которой было остановлено артиллерийским и пехотным огнём. Неприятельская пехотная цепь, остановившись менее 1.000 шагов, открыла огонь.
В 9 часов утра с флангов дозорные дали мне знать, что показались значительные неприятельские отряды, чтобы обойти и окружить наш отряд. Кроме того, в тылы одиночными выстрелами был ранен обозный рядовой Костевич, бывший при пулемётных лошадях и убито несколько лошадей конных дружинников в тылу нашего расположения.
К этому времени имевшийся запас артиллерийских снарядов подходил к концу. При такой обстановке положение отряда стало критическим. Совещанием начальников частей было решено расстрелять все имевшиеся снаряды, привести в негодность орудия и отступить в горы, чтобы спасти отряд от полного поражения.
В 9 часов 30 минут я приказал отступать отряду. Первой отступала полубатарея в пешем порядке, вооружённая винтовками Бердана, потом два пулемёта с командой.
Во время этой японской атаки отряд штабс-капитана Карепина оказал отчаянное сопротивление. Атака окончилась рукопашным боем, во время которого погиб штабс-капитан Карепин в кругу нижних чинов своего отряда.
Лейтенант Максимов взят в плен во время атаки японцев на его отряд, который отступил к главному отряду.
Отряд поручика Тикканена при отступление, будучи настигнут наступающим противником, вынужден был вступить в бой, для чего перестроился из замкнутого строя в разомкнутый и во время отступления густым лесом цепью произошел разрыв на две части, при этом 23 человека нижних чинов с прапорщиком флота Лейманом уклонились в право, а поручик Тиккакен с 19 нижними чинами, влево…"
***
Победители прочёсывали полёгшую траву и кусты, тайгу, искали русских раненых и поднимали их прикладами и штыками, пинками, сгоняли в общую кучу — тех, кто мог ходить.
Под одинокой медвежьей дудкой лежал на боку Петрович с перешибленной картечью спиной. Лежал один, не было рядом верного Сашко, где-то в дыму и в свисте пуль затерялся вологодский деревень… Как сын был…
Затрещала трава, раненый услышал дыханье, увидел перед носом маленькую, словно женскую ступню в ботинке с обмоткой. Скосил вверх глазом: да, совсем молодое, словно девичье лицо у японца. Как у Сашко.
Стоит, грозно насупился — а нестрашно нынче боцману, смешно даже. Отмучился я — мелькнула последняя мысль.
Не кивнул Петрович и не сморгнул, а собрал во рту кровь со слюнями поболе, на обмотку ноги плюнул и сразу в обратку получил от солдата штык в сердце.
***
Нынче Россия делает "шаг назад", ищет себя в прошлом, чтобы сильнее быть в будущем. Вот ГТО у нас будет опять; как и встарь, "Первомай-2014" встретили на площади Красной….
"Россия сосредотачивается" — знаменитая фраза, она тоже из прошлого.
Ещё много сделать надо. Это и сближение зарплат руководства и рядовых работников (разрыв между бедными и богатыми стыдно огромен!), и пресловутая национализация элит. Элиту надо подчищать и в Москве, и на местах. Нет и никогда не будет охотников воевать и класть голову за яхту Абрамовича.
Много — очень много! огромно! — предстоит сделать нам для единения и консолидации нации. Иначе народ не поднять до подвига сахалинцев пятого года.
Иначе долго недостижимы будут они: русские Арцишевский и дерзкий удачливый Быков, погибшие в боях татарин Даирский и поляк Гротто-Слепиковский. Их имперский царский солдат и патриотизм многонациональных ополченцев Сахалина — нам пример навсегда.
Владимир Грышук
http://www.sakhalin.info/ys/93295/
Отредактировано Artem (28-05-2014 23:35:41)
