Не могу не запостить, потому что эта книга либо отрывки из нее на русскоязычном пространстве мне не встречалась, а некоторые места там очень... в тему. Этот эпизод меня настолько впечатлил, что я его перевела на русский и делюсь.

"История Десса" (другое название "Батаанский марш смерти"), автор У.Э.Десс, под редакцией Ч.Левела.

Небольшая предыстория. У.Э.Десс - подполковник ВВС США, попал в плен на Батаане, участвовал в Батаанском марше смерти. Побывал в лагерях О'Доннел, Кабанатуан, Давао (Филиппины). Из Давао в апреле 1943 года бежал вместе с еще одиннадцатью людьми, скрывался в джунглях, позже был доставлен на родину подводной лодкой. В госпитале рассказал о своем пребывании в плену. Подробности были такими, что армейское начальство даже поначалу запретило публикацию, чтобы японцы не расправились с остальными пленными, чтобы не оставлять свидетелей. В конце 1943 года Десс разбился в учебном полете. В начале 1944 его воспоминания все же были опубликованы.

Лагерь Кабанатуан (Филиппины)

"«Два подполковника армии США и лейтенант флота решили бежать, даже если это будет стоить им жизни. Они так отчаялись, что бежали днем, почти что на глазах охранников на вышках и тех японцев, что сидели за пулеметами, охраняя пространство за оградой из колючей проволоки.

Американские офицеры решили ползти по дну неглубокой канавы до небольшого отверстия в ограде. Потом они намеревались скрыться в джунглях. Без припасов и снаряжения их шансы были, фактически, равны нулю. А чтобы добраться до джунглей, надо было избежать встречи с японским патрулем, который сменял охранников на вышках и пулеметах.

Они поползли по грязной канаве, наполненной мусором и нечистотами, под самым ярким полуденным солнцем. У них не было ни воды, ни еды, ни карт. И оружия тоже не было, хотя вряд ли оно бы им помогло. Возле самой ограды кто-то из них зашумел и их услышал японский патруль.

Через пару секунд у ограды поднялся шум, послышались пронзительные вопли и крики. Отовсюду к канаве бежали японцы. Троих американцев вытащили оттуда. Только тут остальные пленные поняли, что происходит.

Когда я увидел этих троих, стоявших под охраной перед японским офицером, внутри у меня все оборвалось. Мне казалось, я знаю, что их ждет, но я даже не мог представить себе того, что произошло в действительности.

Охранники содрали с пленных выцветшую и рваную форму. Голыми их прогнали на виду у взбудораженного лагеря. Возле западных ворот их остановили и избили кнутом до бесчувствия.

Окровавленных и полуослепших их поволокли за ограду. Руки им связали сзади. Потом принесли еще веревок, продели их через связанные руки и привязали к крестовинам высоко над головами жертв. Это вынуждало их стоять вертикально, почти на цыпочках. Суставы в плечах, наверное, были вывихнуты. Сама поза причиняла им сильную боль.

Возле них положили доску, в поперечном сечении два на четыре дюйма (5 на 10 см). Когда на дороге появлялся филиппинец, японские охранники – глаза у них загорались – заставляли прохожего поднять эту доску и ударить ею по лицу каждого офицера. Первые же несколько ударов сломали им носы.

Когда жертвы немного пришли в себя после этих ударов, японцы взялись за кнуты. Каждый удар мы слышали у себя в бараках. После каждого удара текла кровь. Под жгучим солнцем кровь засыхала темными сгустками. Их спины и ноги были как будто покрыты потеками смолы.

Все это происходило прямо на глазах у остальных пленных. Мы слышали глухой стук доски, которой неохотно били филиппинцы, скоро от ударов лица нельзя было узнать. Снова и снова, а в перерывах слышались шлепки и свист кнута.

Это зрелище, час за часом, привело меня в состояние, которое я не могу точно назвать. Я могу только попытаться описать его. Это была не то чтобы ненависть как таковая. Я ненавидел японцев уже несколько месяцев. Я получал удовольствие, убивая их на Батаане, удовольствие это происходило от воспоминаний о том, что они сделали с аэродромами Кларк и Николс и с моими друзьями в первый день войны. Я ненавидел японцев со времени пробуждения до отхода ко сну, ненавидел их и во сне. А сейчас я почувствовал смешение холодного отвращения – как к гремучей змее, и физической жалости к страданиям трех жертв.

Пришла ночь, а они все еще были там. Закатилось солнце. За воротами зажглись огни. И время от времени, за шумом лагеря, мы слышали звуки ударов.

В ту ночь я молился, чтобы они поскорее умерли. Я не надеялся, что они выживут. Но, когда я проснулся от мучительного недолгого сна, они все еще были там.

Второй день прошел, как первый. К вечеру в лагере воцарилась тишина. Никто не разговаривал. Мы смотрели на этих людей в Гефсиманском саду и не находили слов. После следующей ночи, в которую я почти не спал, все началось снова.

Снова их били кнутом и доской по лицу. Каждый, кто проходил этой дорогой ужаса, должен был ударить окровавленной доской по изувеченным лицам.

Как они это выдерживали, я не знаю. Есть люди, которые легко умирают, когда решают сдаться. Но вы будете удивлены, как трудно выбить или вымучить пытками искру жизни из человека, который хочет жить.

В этих двух подполковниках и лейтенанте флота японцы нашли тех, кто твердо решил выжить. Они не сдавались. На третий день разразился ливень.

Несколько часов три жертвы, нагие и дрожащие, стояли под хлещущим дождем. Дождь омыл их тела и очистил раны, но японцы наносили все новые и новые, когда жертвы немного оживали.

Наконец дождь закончился. Японские офицеры посчитали, что их жертвы уже при смерти. Послышались команды, среди сержантов началась суматоха. Мы стояли, мокрые и грязные, за колючей проволокой и смотрели.

Во время последнего избиения свищущий кнут ударил одного из подполковников по уху и теперь оно висело на узкой полоске кожи, касаясь плеча.

От бараков шагал отряд японских солдат. Сержант на тележке вез винтовки. Подогнали крытый грузовик. В кузов забросили винтовки, потом туда сели солдаты.

С другой стороны показалась вереница солдат с лопатами. Они тоже сели в грузовик, каждый с лопатой. По команде одного из японских офицеров веревки, которые держали американцев, обрезали, и всех троих тоже зашвырнули в кузов.

Один из японских офицеров с длинным мечом сел рядом с водителем. Завели мотор и они уехали в сгущающихся сумерках. Мы услышали, как машина остановилась, где-то за пределами нашего взгляда.

Послышался залп, затем другой. Мы не понимали, почему стреляли всего два раза.

Наконец грузовик вернулся и остановился во дворе. Солдаты выбрались из кузова, охранники заговорили с ними. Затем охранники вернулись к ограде, болтая, качая головами и жестикулируя. Они рассказали нам, что там произошло.

Одного из подполковников и флотского офицера расстреляли. Другому подполковнику японский офицер «оказал честь и отрубил голову собственноручно». Все трое были похоронены на месте своей казни.

В эту ночь мы спали, думаю, от крайней усталости. Несколько дней мы очень мало разговаривали. И мы едва решались взглянуть на охранников..." (с)

Отредактировано julia_monday (29-11-2019 10:05:34)